С поэтом с казахскими корнями мы поговорили еще на фестивале “Полифония” в Алматы, возможно, следующий его приезд будет лишь через 12 лет, именно столько его не было на родине.
“Буду казахом. Русских и так много”
– Все-таки корни прикаспийской степи в вас как-то проступают?
– Могу сказать, приезжаю и чувствую себя здесь совсем на родине. Не буду лицемерить, в Москве так же. Почему у человека не может быть двух родин? Но в Москве менее комфортно из-за нынешнего политического климата. В Казахстане климат, к счастью, немного другой, мне легко и хорошо, здесь горы, бешбармак. Я не говорю по-казахски, но, когда слышу казахскую речь, это что-то родное и знакомое, горжусь тем, что казах. Когда-то милиционер, который мне паспорт выдавал, спросил, кем ты хочешь записаться – русским или казахом? Я сказал: казахом хочу, а русских и так много.
– Хотелось бы из ваших уст услышать историю вашей эмиграции на Запад, она была добровольной?
– Не люблю ее рассказывать, но повторю. В 1982-м я сделал предложение девушке канадского происхождения – Лауре. Она сказала: Бахыт, у меня очень сложная личная жизнь, а я смотрю, ты такой московский интеллигент, явно хочешь уехать, давай заключим фиктивный брак, я тебя увезу, получишь канадский паспорт. Я говорю: Лорочка, либо всерьез, либо никак. Мы поженились, и тут для нее неприятный сюрприз – я не хочу уезжать. Четыре года мы прожили в России, потом нас выслали. Это была прекрасная эмиграция – я обнаружил, что можно зайти в магазин, а там – рай на земле.
– И что, этот “рай” вас затянул в свою орбиту?
– Абсолютно нет, у меня иммунитет к обществу потребления сохранился навсегда. Посмотри, как я одет? Как нормальный алматинец. Иммунизация к потреблению – самый дорогой подарок, который я получил от Господа Бога. Философию потребления – ненавижу. Что такое потребление? Это желание выпендриваться перед соседями. Есть разумный уровень потребления: отдельная квартира, возможность раз в год путешествовать и воспитывать детей, он стоит в 10 раз меньше, чем тот уровень, про который люди думают, что он разумный. Нужно обязательно купить фирмовую кофточку, сотовый телефон, ездить на правильном автомобиле!
– У нас это называется понты…
– Это не только казахские понты, это понты всемирные, и американские, и русские. Россия на первом месте по количеству понтов.
Справка “КАРАВАНА”
Бахыт Кенжеев окончил химический факультет МГУ. Начал публиковаться в начале 70-х, в то же время становится одним из учредителей поэтической группы “Московское время” (вместе с Алексеем Цветковым, Александром Сопровским, Сергеем Гандлевским). Печатался в советских газетах и журналах: “Юность”, “Простор” и других. Его первая книга стихов вышла в США, в 1984 году. Один из составителей антологии новейшей русской поэзии “Девять измерений” (2004). Лауреат “Антибукера” 2000 года за книгу стихов “Снящаяся под утро”. За сборник “Крепостной остывающих мест” получил “Русскую премию” в 2008 году.
Член Русского ПЕН-центра. Входил в жюри премии “Дебют” (2000), международного конкурса переводов тюркоязычной поэзии “Ак торна” (2011), премий “Русская премия”, “Кубок мира”, “Волошинский конкурс”. Его стихотворения переведены на казахский, английский, французский, немецкий, испанский, китайский и другие языки
Обыкновенный житель Нью-Йорка
– Вот вы говорили, что хотите стать популярным в Казахстане, вам славы на родине недостает?
– Это была шутка, моя популярность мне не нужна совсем, я работаю для Господа Бога, это единственная инстанция, перед которой отчитываюсь, при том, что я живой человек – из белков и углеводов, и мне, конечно, хочется славы. В реальности, конечно, если с этого что-то обламывается, как сейчас выражаются, то хорошо.
– А в Нью-Йорке вам внимание перепадает?
– Ну что такое Нью-Йорк? Это город, в котором я живу, и там есть огромная русская коммуна, по некоторым оценкам, чуть ли не миллион человек. То есть это больше населения Тамбова. “Тамбовская слава” у меня, конечно, есть. Еще есть Москва, и там у меня тоже есть какая-то слава. В Алматы я чрезвычайно изысканный поэт, редкий, как Мандельштам.
– Как вы, выросший в Союзе человек, чувствуете себя в Нью-Йорке, среди небоскребов?
– Нью-Йорк – лучший город мира, он заряжен прекрасной энергией. Выходишь на улицу и чувствуешь праздник. Там красиво, большое ощущение жизни. Черт возьми, я не знаю, где хотел бы жить, может, даже и в Алматы, здесь все так по-домашнему. Нью-Йорк тем не менее прекрасен, это не город небоскребов, как многие думают, я живу в районе, где их вообще нет, там, наоборот, старые здания. Простейший пример: в самом центре города на Уолл-стрит, где действительно много небоскребов, стоит до сих пор церковь XVII века, а вокруг нее маленькое кладбище. Казалось бы, это общество, как нас учила советская пропаганда, поклоняется доллару, а эти могилы не запахивают бульдозерами. Это безумно красиво, не надо говорить, что в Америке нет истории.
– Простите, что напоминаю про возраст, но как вы в США встретили выход на пенсию?
– Мне исполнилось 65 лет. Если бы мы с тобой не брали интервью, я бы сказал: “В этот момент я стал самым несчастным человеком в мире!”. На самом деле – нет никакой старости, я себя никогда в жизни ни минуты не чувствовал старше 32 лет. Почему 32? Это возраст достаточной мудрости, но при этом зрелости.
– А вообще по прошлому часто рефлексируете?
– Всегда. Прошлое – это моя жизнь, мое настоящее и будущее. Вот сейчас пошла мода любить советскую власть, особенно среди молодежи. А я на это отвечаю просто: ребята, вы, наверное, очень хотите подтираться газетой “Правда” в сортире? Если вам это нравится – пожалуйста. Других достоинств, извините, нет, спасибо, что была газета “Правда”, кроме крови и грязи советской власти ничего не было, за ней достоинств – ни одного. Точка, проехали. Согласны, надеюсь.
Все время в плохом настроении
– Как-то про себя говорили, что вы депрессивный поэт…
– Я депрессивный человек, потому что все время в плохом настроении. Пока мне красивая девушка не попадается или водки не нальют. Жизнь чудовищна, как говорил Бродский, мы все знаем, чем она кончается, но тем не менее есть в жизни такие люди, называются поэты, и они пытаются из жизни сделать конфетку, и им это удается. Не знаю, удается ли мне, вот Пушкину удавалось. Открываешь кого-то из гениев и думаешь: так можно как-то жить! В этом и задача поэта, музыканта, художника – дать понять обычным людям, что, ребята, не надо вешаться, можно увидеть красоту. Но достать красоту этим кайлом безумно трудно, я это знаю.
– Чем вы зарабатываете себе на жизнь, не поэзией же?
– Внепоэтическими способами. Я жил в Канаде в основном, в Америке живу случайно (с 2006 года. – Прим. авт.), потому что жена – американка. Поэт заработать поэзией не может ни в одной стране мира, поскольку Советский Союз кончился, а больше таких стран нет, разве что Северная Корея, где нужно писать стихи про Ким Чен Ына. Я зарабатываю на жизнь переводами, мои друзья-поэты Алеша ЦВЕТКОВ – статьями и эссе, Володя ГАНДЕЛЬСМАН – частными уроками английского языка. Это очень небольшие деньги, на которые тем не менее прожить можно без бедности.
– Вам кажется, поэтов сегодня стало меньше, вы чувствуете за собой пропасть или армию?
– Я был недавно в Москве на выступлении Алеши Цветкова и думал, что придут 30 человек, как обычно, но пришли 200. Я спросил у организаторов, в чем дело, мне сказали: мы не понимаем почему, но интерес резко увеличился к поэтическим вечерам и поэзии за последние годы. Ничего мы не обречены, мы нужны. Что людям надо в жизни? Чтобы не голодали, чтобы был кров над головой, чтобы был партнер, с которым можно жить. Нам теоретически ничего не нужно искусственного – картинки, стихи. Зачем? Ведь это не дает непосредственного вкусового ощущения, лучше плова скушать, а еще лучше – устрицы или суши. Тем не менее, поскольку Господь все-таки есть, он делает так, что в каждом поколении рождается определенное количество “уродов”, которым наплевать на суши, “Мерседесы”, доллары. Они рождаются, чтобы стать Ван Гогом или Данте, которые готовы жить в нищете ради того, чтобы дать крупицу бесценного вещества, которое не купишь ни за какие деньги никогда... Поэтому я человек штучный, продаю дизайнерские вещи, дорого. Хотите, ребята, приходите, нет – идите на турецкий рынок.
“Фейсбук” – как любимая женщина
– Как производитель “штучного товара” оказался в “Фейсбуке”?
– Ой, он мне очень нужен, я раб “Фейсбука”, это – как любимая женщина, без него не ложусь в постель. Почему? Я писатель, значит, сочиняю стишки, но при этом я не вполне такой ПУШКИН, мне хочется внимания аудитории, обычно это делается через публикации в толстых журналах. В реальности “Фейсбук” на данный момент – это самый гениальный способ публикации собственных стихов: опубликовал, и смотришь – 14 лайков или 1 400.
– То есть вы зависимы от лайков?
– Ну, как сказать… Ты задаешь мне очень подлый вопрос. Как поэт Бахыт Кенжеев, я не должен зависеть от лайков, как человеку, конечно, мне приятно, когда их много, и я огорчаюсь, когда их нет. Ну, слаб человек, конечно, он хочет, чтобы это оценили. Вот я сижу всю ночь, пишу стихи, если особенно в восторге, вывешиваю в “Фейсбук”, жду, и тут лайки начинают сыпаться или не сыпаться.
– Не сожалеете, что лет двадцать назад такой “трибуны” у вас не было?
– Не было и не было, мне все равно мировая слава не суждена, я эзотерический человек, в смысле – замысловатый. Есть люди, которые любят смысл жизни в его тонком выражении, именно этим я занимаюсь. С другой стороны, Есенина любят все, моя задача в том, чтобы хороших людей приучить не только к Есенину, но и к следующей ступеньке – ко мне, я не такой плохой. И хочу сказать читателям “КАРАВАНА” одну вещь: поэзия как таковая при том, что ею как-то пренебрегают, что поэты печатаются в 200 экземпляров, это невероятная ценность, которую нельзя купить ни за какие деньги. Эта ценность сравнима только с одной вещью – с любовью. И эти стихи в строчку, которые как бы никому не нужны, печатаются в рифму, вроде бы глупость, но если вы на секунду отвлечетесь от зарабатывания денег, от проблем, почитайте стихи Пушкина или Мандельштама, ей-богу, это прибавит к вашей жизни очень много, и это бесплатно. Ради этого мы, поэты, и работаем, чтобы наши читатели могли бесплатно приобщиться к смыслу жизни. И не надо думать, что это скучно, это весело. Главное – не сосредоточиваться на проблеме, как заменить 600-й “Мерседес” на 700-й, это глупо.
– Ваши стихи когда-либо переводились на казахский язык?
– Да. Вышла книжка “Оралу” (“Возвращение”) трудами Бахытжана КАНАПЬЯНОВА, еще переводил их и печатал замечательный Ауэзхан КОДАР. Я им очень благодарен, потому что, черт возьми, я хочу быть частью и казахской литературы тоже!