Художника Бориса Французова не стало 28 лет назад. Но в его работах до сих пор жив невероятно терпкий вкус советской эпохи. Прежде всего – горький вкус войны и сладость Великой Победы.
Шел 1937 год. 26-летний Борис уже отслужил в армии, несколько лет отработал шофером. Казалось бы, вот она, синица в руках – сыт, с заработком, в окружении родных и друзей. Но парень страстно хотел рисовать! Из алтайской глубинки он отправился за тысячи километров в Москву – учиться изобразительному искусству. Неизвестно, чем он покорил столичную приемную комиссию, но Бориса приняли в изостудию ВЦСПС (Всесоюзный центральный совет профсоюзов). Трехгодичные курсы фактически заменили ему академию.
От знаменитого пейзажиста Константина Юона – приверженца неповторимого стиля русского импрессионизма – Французов перенял увлеченность графикой. От живописца Давида Мирласа – поклонение перед античностью, восхищение красотой человеческого тела.
– Сейчас таких людей уже нет, – показывает рисунки Французова научный сотрудник областного музея искусств Лариса МАРТЫНОВА. – Все типажи – из другого времени. Вот о чем-то говорят две работницы в холщовых робах, в кирзовых сапогах. Склонился над работой немолодой плотник в мешковатых ватных штанах, под рукой – пузырек со столярным клеем. Студентки в последний час перед экзаменом уселись, видимо, прямо на траве, скинули туфли, “глотают” учебники…
И все же главной темой для него была война.
На фронте, куда Борис попал в первые же месяцы войны, у него с собой всегда был блокнот. Сейчас этот бесценный экспонат хранится в фондах областного музея искусств.
Его фронтовые зарисовки поражают искренностью до щемящей боли в груди. На пожелтевших листочках – портреты бойцов. Наголо обритый усталый мужчина, кряжистый солдатик-деревенщина с большими ушами… Много набросков с прифронтовой полосы – сцены отдыха после боя, сюжеты с солдатами на привале, с котелками в руках…
Осенью 42-го Французов был тяжело ранен.
– По словам друзей и родных Бориса Ивановича, он практически не рассказывал о войне, – отмечает Лариса Мартынова. – За него говорили перо, кисть, уголь. Он рисовал быстро, в любых условиях, все, что казалось важным. В работе “Санбат” каждый штрих – кричащий. Достаточно посмотреть на медсестру – с отрешенным, бесцветным от горя лицом – и без слов понятно, сколько боли кроется в слове “война”.
С войны Французов вернулся с медалями “За боевые заслуги”, “За победу над Германией”. К 40-летию Победы получил орден Отечественной войны I степени. До конца жизни в шкале его ценностей главное место занимала победа над фашизмом, подвиг советских солдат.
После войны культ человеческого тела и античное искусство, которые вдохновляли художника на заре молодости, стали в буквальном смысле частью его жизни. Борис Иванович увлекся йогой, гимнастикой, разработал собственную систему упражнений и закаливания, организовал секцию “моржей”, которой руководил до последних дней жизни.
– Он плыл, разгребая льдинки, в дымящемся от мороза Иртыше на глазах ошарашенных прохожих, закутанных в шубы, – вспоминает жительница Усть-Каменогорска Вера НАГИБИНА.
В 75-летнем возрасте Французов совершал ежедневные пятикилометровые пробежки. Он так и не смирился со статусом пожилого человека.
– Когда-то одаренный парень из провинциального Усть-Каменогорска, он мечтал найти вдохновение в идеалах золотого века, – заключает искусствовед. – Но талантливым художником его сделала реальность самой страшной из всех войн – Великая Отечественная.
Усть-Каменогорск