"Ну, ты-то вряд ли знаешь, что такое настоящая голодуха", - слегка поворчал строгий отче. Поужинали да забыли. А сегодня я вспомнил эти слова, увидев на российских сайтах дату - 65 лет прорыва ленинградской блокады.
Холодно сегодня в Алматы … Снег, морозец… Можно довольно легко представить себе, каково это было - оказаться в тех студеных квартирах с высокими потолками, без тепла, еды и воды. Человек живуч и умеет приспосабливаться к обстоятельствам. Но не всегда получается.
Мой дед, капитан первого ранга, находился в то время на фронте, а бабушка с мамой - в Ленинграде. Из еды поначалу были - остатки круп, обои на стенах и морская черепашка Чира в аквариуме. Доблокадные припасы быстро закончились, клей с обоев - тоже, маленькая черепашка сама умерла от голода, ее так и не смогли съесть.
Еще в шкафу хранились образцы сортов пшеницы - бабушка работала в институте растениеводства под руководством Вавилова, и когда началась война, все сотрудники разобрали по домам экспериментальные материалы. Их не трогали до последнего. За водой ходили на Неву, к проруби. Скорее - ползали. С бидоном на саночках. На этих же саночках везли к кладбищу тела.
Я видел свою бабушку лишь на фотографии - единственной. Красивое лицо петербургской аристократки. Коричневая тональность фото подчеркивает эту особенную красоту. Тело ее было совсем легким, но четырнадцатилетней малокровной девочке - не поднять. Помогли соседки по коммуналке, положили на санки… И в гулкой страшной комнате с завешанными окнами и неумело слепленной буржуйкой мама осталась одна. Потом появились карточки, те легендарные двухсотграммовые кусочки хлеба, образцы которых теперь в музее. Появилась надежда выжить. Но в ту страшную зиму в роскошных маминых волосах пролегли первые белые нити.
В феврале сорок третьего ее вместе с другими детьми вывезли из Ленинграда в Тбилиси. Потом, после института, по распределению попала в Казахстан, потом встретила моего отца, потом, естественно, появился я.
О блокаде мама и нам, и - позже - своим внукам - рассказывала скупо. Чувствовалось, что это - слишком больно. Когда во время перестройки стали писать о том, что партийная верхушка обжиралась икрой с ананасами в то время, как ленинградцы умирали, переживала сильно.
А теперь ее нет. Я никогда не испытывал и миллионной доли тех страданий, которые пришлось пережить блокадникам. Но странное дело - существует какая-то обостренная реакция на слово "голод". И особое отношение к хлебу присутствует, хотя никто никогда не воспитывал, не назидал, не заставлял беречь крошки. И я не "тромблю" свою дочь по принципу: вот раньше, а у вас, неблагодарных, все есть. Но что такое блокада - она на самом деле знает. Хватило немногих слов …