Количество людей, отлученных войной от родины и вынужденных подавать подобные челобитные сигналы о помощи, называлось разное - от тысячи до двух. Но дело не в этом.
Отечественные парламентарии во время встречи с отечественными представителями Ассамблеи народов уделили внимание проблеме чеченских скитальцев. Конечно, никто и не ждал коллективных рыданий, вселенской скорби на высоких челах и немедленного откладывания всех дел, дабы озаботиться судьбами совершенно далеких во всех отношениях людей. Но тональность жесткого прагматизма выступлений выглядит несколько цинично: что ж это такое, в самом деле, на наши головы: то нелегалы шри-ланкийские, то наркокурьеры афганские, а теперь вот - чеченские женщины и дети! Сплошная обуза, словом. Мы разучились сострадать. Сострадать по-настоящему, чтобы душа болела и не знала покоя только потому, что кому-то - пусть далекому и незнакомому - плохо. Психологи называют это защитным привыканием к стрессам. А мы и не сопротивляемся этому рефлексу - терроризм вон какой огромный и страшный, а депутат - маленький.... К тому же, он не знает, что это такое - жить в дырявой палатке в ноябре.
После американской трагедии 11 сентября, когда волна скорби немного стихла, появились анекдоты на эту тему. Страшно представить, но, наверное, появятся и о Дубровке. Так уж устроена человеческая психика - вспомните, как неистово ломится толпа поглазеть на задавленного автомобилем. Сотрудники алматинского центра социологических исследований "Икс" опросили около тысячи горожан с целью выяснить, почему общество становится заметно равнодушнее как к, скажем, мировым, глобальным, так и к собственным узким проблемам. Результаты удивили самих социологов. Абсолютное лидерство в рейтинге чувств наших соотечественников занимает безразличие. То есть, на очень многие и очень разные - от введения в Казахстане частной собственности на землю до прогноза ситуации в Ираке - вопросы люди отвечают: "Мне все равно" (почти 69 процентов опрошенных).
-Кроме чувств личных, семейных современному человеку должны быть присущи чувства социальные, - говорит руководитель центра Ирина Лившиц, - поразительно, но сегодня 56 процентов ответивших совершенно равнодушны к своей же собственной карьере и судьбе. Изменить специальность, круг общения, может быть, стиль жизни хотели бы 26 процентов. 17 процентов - и это, в основном, люди от 18 до 35 лет - считают, что никаких перспектив для профессионального роста у них в Казахстане нет, но в то же время не хотят даже пальцем пошевелить, чтобы попытаться что-либо изменить, например, уехать или повысить уровень знаний.
Интересно наблюдать за лицами обитателей городских богатых кварталов в те моменты, когда они шествуют с престижными пакетами мимо мусорок. Около баков, как водится, шуршат чьи-то осторожные тени. Что же написано на лицах средне- или, быть может, выше среднего обеспеченного слоя? Удивление? Так чему здесь удивляться - явление столь же привычное, как бабушки у дверей супермаркета. Брезгливость? Нет. Хотя, конечно, общий вид объявленного процветания нарушают все эти драные кацавейки и грязные сумки. Может быть, холеные граждане испытывают чувство неловкости за свою непомерную сытость и стремятся пробежать поскорее мимо вонючей точки социального контраста? Не приходилось видеть подобных страданий. Жалость? Да кто ж им, бомжам-алкашам, виноват, что заработать не умеют. На лицах состоятельных граждан и их детей гордо и ясно прорисовано только одно чувство - чувство превосходства. И если с их нравственностью уже ничего поделать нельзя, то никак нельзя нам допустить, чтобы снисходительность и превосходство стали лейтмотивом государственности: вот де какая мы успешная и стабильная страна, что у нас защиты и помощи просят. У некоторых парламентариев явно наметилась тенденция слишком усердствовать словесно на этот счет - впору сборники панегириков отчизне издавать. Надеюсь, что до этого не дойдет. Истинное сострадание - будь то один человек или огромное государство - не требует рекламы и шумихи. Просто трудно его не утратить навсегда.
...Люди хотят так в сущности мало - вернуться к себе домой, налаживать жизнь. Распихивание их, как детей умершей матери, по родственникам, конечно, не выход. Но когда кончится война? Когда те 15 тысяч чеченцев, что приехали в Казахстан с ее началом, смогут собирать нехитрые пожитки и отправляться в долгожданный обратный путь? И когда у нас в законодательном органе страны не будут звучать предложения о насильственной дактилоскопизации человека только потому, что у него нос с горбинкой или цвет лица не тот. Когда же мы вылечим анемию сердца?