О проблемах ЛГБТ-сообщества громко вслух
Он родился и вырос в Караганде, но последние 13 лет выпускник факультета иностранной филологии живет в Алматы.
– Мне ровно 30 лет, работаю я в сфере услуг, связанной с продажами, – рассказывает Амир о себе. – Общественная деятельность, которая завертелась у меня где-то, наверное, года полтора-два назад, начиналась с кухонных разговоров с друзьями о принятии самого себя и взаимодействия с обществом. И как-то медленно, но верно возникла необходимость говорить вслух и внятно о проблемах разных малых групп, в том числе и сексуальных меньшинств. Дав в мае прошлого года обширное интервью на эту тему, я стал координировать одно из общественных движений за права ЛГБТ (аббревиатура, возникшая в английском языке для обозначения лесбиянок, геев, бисексуалов и трансгендеров. – Ред.), пусть пока еще юридически и не зарегистрированное.
Естественно, после этого стали появляться всякие провокаторы, которые говорят, что тему гомосексуальности я использую для того, чтобы выехать в Европу. Я их расстрою: уезжать не собираюсь. Таких, как я, в Казахстане много. Надеюсь, что все вместе мы сможем поменять отношение не только к ЛГБТ, но и вообще людей друг к другу.
– Когда и как вы сами догадались о своей ориентации?
– У Фрейда есть такое понятие “детская сексуальность”. Уже в детском саду меня привлекали интересующиеся девочками сверстники, а в подростковом возрасте это вылилось в полноценное осознание своей гомосексуальности.
– Для родственников это, видимо, стало шоком?
– Меня воспитывали бабушка и дедушка. Мама, я так называю бабушку, работала учительницей русского языка и литературы, а дедушка до сих пор преподает в университете. Словом, я вырос в образованной, но достаточно традиционной среде. Какого-то прямого запрета или дискриминации за это наверняка не последовало бы, я как-то интуитивно чувствовал: о том, что я не такой, как все, говорить не стоит. Понял это, когда взрослые отчитывали нас, если мы чересчур увлекались игрой “в доктора”. О своей сексуальной ориентации своему близкому окружению – друзьям и семье – решился заявить буквально два-три года назад. Происходило все поэтапно. Сначала был разговор с отцом и с сестрами (на самом деле это мои тетя и мама), потом уже с мамой-бабушкой. Отец, человек очень выдержанный, призадумался, а потом спокойно сказал: “Это не меняет нашего отношения к тебе, мы любим тебя таким, какой ты есть”. Одного пола ягодки, или Терпение, только терпение
Мама тоже приняла это, как мне кажется, достаточно просто. Но она очень сильно переживала и до сих пор переживает, что это может быть опасно для меня или могут появиться сложности в плане социализации. Но во всем остальном моя семья оказалась очень либеральной – принимающей и понимающей, что у каждого из нас есть своя дорога в жизни.
Борьба с самим собой
– Вы очень смелый, коль не побоялись заявить о своей ориентации в обществе, которое называют гомофобным.
– Да, к сожалению, гомофобия есть у нас на самом деле. Имеются зафиксированные случаи убийства людей только из-за их ориентации, периодически происходят изнасилования геев, нападения на них и грабежи. Но если это случилось, то не нужно бояться обращаться в полицию, а если она бездействует, то в прокуратуру. Очень важно понимать, что в большинстве своем гомофобия проистекает просто из-за недопонимания или агрессии в обществе. И чем больше людей придет к мысли открыто заявлять о себе, тем больше у общества шансов научиться принимать других.
Мне кажется, что корни гомофобии лежат в нескольких плоскостях. Первая и основная, я более чем уверен, – люди просто не очень понимают природу сексуальности. И поскольку эта тема очень табуирована, то она воспринимается очень негативно. Многие неоправданно путают гомосексуальность с педофилией, но если первое – это зрелые отношения двух взрослых людей, то педофилия – недопустимое насилие над ребенком. Второй момент: на данном этапе весь мир (и наша страна тоже) проходит через непростые перемены. И иногда от исполнительных властей, особенно на местах, бывает сложно добиться социальной и политической справедливости. И люди компенсируют чувство обиды и ущемленности через малые социальные группы, в том числе и ЛГБТ.
И третий момент касается наиболее очевидного и популярного тезиса о так называемой латентной гомосексуальности. Это когда люди сталкиваются с тем, что у них возникают гомосексуальные или бисексуальные желания. Возможно, это вовсе не означает их сексуальную природу, а просто мысли. Но ввиду некоторого давления религиозных институтов и социальных догматов считается, что даже на таком уровне это непростительно плохо. И человек начинает борьбу с самим собой, а поскольку бороться с внутренними желаниями сложно, многие выплескивают ее на тех, в ком они видят эти вещи.
К тому же в последнее время очень сильное влияние оказывает российское информационное поле. А там, к сожалению, идет накал социального неравноправия, в том числе и гомофобии.
– Можно ли, как утверждают в СМИ некоторые психиатры и психотерапевты, привнести искусственно в жизнь любого человека нетрадиционную сексуальную ориентацию?
– Насколько мне известно, это в принципе невозможно. Достаточно провести простой эксперимент: любому, кто уверен в собственной ориентации, предложить альтернативный вариант. Меня, допустим, в сексуальном плане никогда не привлекали девушки и женщины. И с этим ничего невозможно сделать, хотя я вырос в обществе, где любовь мужчины к женщине считалась единственной нормой. Что-что, а консервативную Караганду очень трудно обвинить в альтернативных или излишне либеральных моральных устоях. И очень глупо думать, что дети отличаются в этом плане от взрослых. У нас примерно одинаковый когнитивный аппарат: мы все взаимодействуем с миром по очень четким законам.
Пока я не видел ни одного исследования, а я изучал много работ, говорящего в пользу того, что сексуальность можно кардинально поменять благодаря информационному воздействию. Другое дело – из-за либерализации экономических и социальных конструкций многие из тех, кто не мог позволить себе думать о своих индивидуальных особенностях, сейчас заговорили об этом. И поэтому иногда появляется ощущение, что те социальные ниши, которые всегда были и есть, появились только сейчас.
Любое государство для своих граждан обязано создать такое комфортное пространство, где они могут реализовывать свой потенциал в рамках законодательства. ЛГБТ-население, естественно, не исключение. Но пока мы, как общество, не готовы принимать тех, кто отличается от большинства, поэтому и пытаемся перенести на них ответственность за все существующие проблемы. Возможно, одной из причин высокого процента самоубийств в Казахстане и является эта самая внутренняя ксенофобия.
Ненависть заразна?
– Есть миф, что ЛГБТ более одаренные, чем другие люди. Это правда?
– Это такой же стереотип, как и то, что у всех геев есть чувство стиля и все они прекрасные дизайнеры. Нельзя переносить качества отдельно взятого человека на всю группу людей. Нужно понимать, что, кроме сексуальной или гендерной идентификации, между представителями ЛГБТ-сообщества нет ничего общего. Мы все разные по социальному и экономическому статусу. Кто-то образован и воспитан, а кто-то – нет, один сказочно богат, другой перебивается с копейки на копейку. И это нормально, ведь мы – это общество в миниатюре. Казашка из Чехии выступает против Путина
А что касается талантливых людей, то они есть среди любых групп населения. И если оказывать на них слишком высокое давление, то они просто уедут, и это можно уже расценивать как утечку мозгов.
Тут есть и другой аспект – мы всегда примеряем на себя социальные конструкции, которые нас окружают. И если люди будут видеть, что любой, кто не подпадает под них, автоматически попадает в угнетаемую группу, то и они тоже почувствуют себя некомфортно. Поэтому защита прав любых меньшинств – это показатель некоего здоровья и взаимопонимания внутри общественных договоренностей.
– Вы хотите сказать, что ненависть, исходящая из неприятия чужой точки зрения, заразна?
– Да. Проблема в том, что у ненависти нет отдельно взятой цели. Если мы привыкли отторгать и ненавидеть людей просто потому, что нам непонятно, что они собой представляют, то со 100-процентной уверенностью можно сказать, что это может коснуться любого и каждого, поскольку наша манера поведения останется при нас всегда. У нас сейчас очень разнополярное общество. Мы пока только учимся выстраивать диалоги, мы сразу переходим на личности, и в итоге друзья, например, перестают дружить. Европа смогла выстроить через поддержку либеральных ценностей и разъяснительную работу взаимоотношения внутри общества. Это привело к тому, что на параде гордости, в котором я принимал участие, присутствовали разные группы. Там было большое количество гетеросексуальных семей с детьми, которые пришли поддержать своих друзей и близких. Тут же рядом стояли представители церкви, осуждающие ЛГБТ-сообщество. Но ни та, ни другая сторона не высказывала агрессию. Тут же стояла небольшая группа атеистов. Эти были против церкви, выступающей против ЛГБТ-прайда. Через полтора километра от начала шествия мы увидели группу неофашистов. То есть у людей, несмотря на то что их взгляды и мнения не совпадали, появилась устойчивая привычка идти на диалог.
А у нас, когда я спрашиваю у людей, почему они гомофобны, процентов 70 не могут внятно объяснить, что их не устраивает. “Это аморально”, – говорят они. Но мораль – понятие относительное. Она у каждого общества и каждого человека своеобразная. Для нас привычнее отторгать все, что нам непонятно.
Есть и другой момент: гомофобия часто считается у нас некой положительной чертой. Впрочем, за последние полтора-два года градус агрессивных комментариев в соцсетях, по мере того как становится немодным быть агрессором, понемногу снижается.
Будьте казахами у себя дома, а геями – в спальнях
– А вот агрессивная грубая езда на дорогах, ругань в очередях и гомофобность связаны друг с другом?
– Думаю, да. Гомофобия – это всего лишь проявление симптомов другой болезни: неумения слышать и слушать. Но если мы не захотим этого делать, то будем просто усложнять жизнь друг другу в бытовом, эмоциональном, социальном и политическом плане: орать в очередях, ссориться в поликлиниках, драться на дорогах. И так же будем ненавидеть всех, кто на нас не похож цветом кожи, разрезом глаз, вероисповеданием. Между тем любая дискриминация у нас запрещена. Но по факту часть прекрасных законов пока еще не перекликается с Конституцией. К примеру, в Законе “О семье” сказано, что люди одного пола не могут вступать в брак, а в статье 14 Основного закона указано, что никто не может подвергаться какой-либо дискриминации.
– Кстати, как дома, в Казахстане, отнеслись к тому, что на прайд-параде в Праге вы прошли с флагом страны и отрывком как раз из этой статьи Конституции?
– По-разному. Часть людей считала, что это оскорбление государственной символики, что у меня не было права представлять страну и поднимать ее флаг, хотя я тоже ее гражданин. Были даже такие, кто написал, что у меня, как у представителя ЛГБТ-сообщества, нет вообще права на жизнь и я должен куда-то сгинуть. В лучшем случае мы должны вести себя тише воды ниже травы и что как только мы начнем заявлять о себе, то нас придут мочить. Но были и такие, кто говорил, что это здорово – вот так призывать к терпимости друг к другу. В любом случае – хорошо, когда люди выговариваются. Значит, с ними можно как-то взаимодействовать и пытаться идти на контакт. Парад гордости защищал ведь всех, чьи права притесняются, – от женщин до верующих и инвалидов. Любовь зла...
– Некоторые, признавая гей-сообщества, выступают против парадов. Они, мол, плохо действуют на подрастающее поколение.
– Этот аргумент равнозначен лозунгу – будьте казахами у себя дома, нечего тут свою национальную принадлежность вытаскивать наружу. Эти парады – мирные шествия за равенство всех людей и за улучшение социума. Они помогают донести проблемы так, чтобы их услышали. Важно, чтобы общество вовлекалось в дискуссии. Если есть альтернативные взгляды, то пожалуйста. И детям от того, что у любого человека есть возможность быть самим собой и это защищается государством, уж точно хуже не станет.
Многие боятся, что это как-то скажется на их ориентации, но это неправда. Недавно были опубликованы результаты опроса, проведенного немецким статистическим агентством в семьях ЛГБТ, где есть дети. И там не доказана прямая связь между ориентацией родителей и ориентацией детей. Я и мои гомосексуальные друзья – живой пример. Мы все выросли в гетеросексуальных семьях. Вокруг был культ Ромео и Джульетты, но никак не Ромео и Ромео. То есть это то, с чем человек рождается и живет независимо от того, что его окружает.
– Кстати, о детях. Вы их планируете?
– Здорово, когда они есть, я люблю нянчиться и играть с детьми своих друзей. Но быть самому родителем – эта история не про меня, я убежденный чайлдфри.
– Как вы относитесь к раннему сексуальному воспитанию, практикуемому в школах Запада?
– Очень печально, что у нас этого не делают. Европа по подростковой беременности идет значительно позади нас, потому что там детей приучают к безопасному сексуальному поведению. Года два назад я делал презентацию на тему сексуальности в Казахстане. Тогда выяснилось, что только в одном областном центре – в Усть-Каменогорске – было зафиксировано около 800 беременных школьниц. Большинство из них оставляют своих детей, потому что не знают, что с ними делать.
– Вы не боялись возвращаться домой после поднятия флага?
– Нет, а чего бояться? Я не вижу никакой серьезной угрозы для себя в собственной стране.
Когда люди узнают тебя лучше, они готовы вести диалог и учиться принимать таких, как я. У меня никогда не было проблем с принятием моей ориентации. Мне кажется, что просто наше общество не просвещено в вопросах, о которых я говорю, но это несложно исправить.
Алматы