– Почему вы считаете, что вопросы демографии отошли на второй план?
– Сейчас демография больше воспринимается через призму общественно-политических процессов и через такой термин, как “патриотизм”. На ранних этапах суверенитета это было актуально. В чем суть патриотизма? В прошлом. Это истоки, корни, традиции, обычаи… Важнейшее звено этого прошлого – семья: большая, многодетная, семья-опора. Фактически речь сводится к рождаемости и семейным отношениям. Народу такие лозунги более понятны. В итоге делается вывод: чего здесь изучать? Поэтому демография не воспринимается как наука. И носителями этих лозунгов выступают общественные деятели, депутаты… Так, часто можно услышать: “Запретить контрацепцию!”, или “Обложить налогом холостяков!”, или “Давайте дадим денег холостякам, пусть женятся!”, или, как в России Жириновский предлагал: “Не выпускать из страны женщин репродуктивного возраста, пусть родят сначала!”. Но высокая рождаемость – не критерий социально-экономических успехов. Возьмем простой пример: Африка и Европа – большая рождаемость обычно случается там, где живут хуже, а не лучше. Получается, у нас берется за основу только прошлое, и производится попытка проецировать его в будущее. Невзирая на социально-экономические особенности современного мира.
– А какие это социально-экономические особенности?
– Уже сейчас наблюдается большой приток сельской молодежи в города, которая приходит со своими установками, представлениями и амбициями. А город ее встречает очень сурово. Город в Казахстане исторически сложился русскоязычный, индустриально-промышленный. Молодежь практически приходит в параллельный мир, адаптироваться в нем очень сложно. Потому что образование стоит бешеных денег, жилья практически нет, общежитий нет, средние специальные учебные заведения и те платные. Получается, все варианты социализации, адаптации к городу практически перекрыты. Причем большинство молодежи представлено казахским этносом.
– Что еще усугубляет проблему?
– В настоящее время в возраст социальной активности вступает поколение, рожденное в 80-е годы. Наибольшая социальная активность – с 17 до 30 лет. Этот отрезок определяет 80 процентов всей будущей жизни. Вся остальная жизнь идет по инерции от того капитала, которого ты достиг в это время. Это энергетическая сила любого общества. Чем больше таких людей, тем динамичнее развивается общество, потому что они все меняют. Но перемены могут быть как в хорошую, так и в плохую сторону. Этот слой должен быть основным в поле зрения государства. Если его поддержать демографически, то есть платить деньги не за 3–4 ребенка, а за 1–2, обеспечить жильем, бесплатным средним специальным образованием, общежитиями, все вернется с лихвой. Но если упустить, будут серьезные проблемы. Национал-патриотическое движение ведь не просто так активно озвучивает эти проблемы.
– Какова ситуация с русским этносом?
– Это старая возрастная структура. Средний возраст – за 40 лет. И чем старше, тем больше зависимость от государственной системы – зарплат, пенсий, пособий… Если казахское население традиционно выживало за счет большой семьи, родственных отношений, взаимоподдержки, то у русских этой “подушки безопасности” нет. Они острее реагируют на все политические и социальные изменения. Малейший вектор изменений, будь то переименование городов, улиц, выступления национально-патриотических движений, сразу увеличивает процент миграции.
– Как отозвался в Казахстане призыв президента России Владимира Путина о возвращении соотечественников на историческую родину?
– Россия хочет заткнуть свои демографические ямы казахстанцами. Ей даже не русские нужны – ей все нужны, чтобы заполнить пустующие земли в Сибири, на Дальнем Востоке, в деревнях и селах. Почему в Казахстане нет резкого оттока русских? Потому что русские в Казахстане традиционно проживают в городах. У них определенный инженерно-технический уровень образования. И это никак не совпадает с интересами России, которой нужна крестьянская масса…
Поэтому комфортнее оставаться и жить в Казахстане, в городах, чем ехать в российскую глухомань. Но после каждой вспышки национал-патриотического выступления русское население начинает испытывать опасения. В основном эти страхи касаются будущего детей, так как каждый родитель мечтает о более высоком статусе для своего ребенка, чем у себя. А незнание языка автоматически исключает такую возможность.
– Перепись населения 2009 года имела скандальный резонанс. Можно ли ее данные считать объективными?
– Большинство людей, которые дают оценку переписи населения 2009 года, связывают ее с финансовыми нарушениями. Но нет никаких весомых доказательств ее недостоверности. Считаю, что она позволяет увидеть тенденцию – прошлое и настоящее.
– Каковы основные этнодемографические показатели Казахстана?
– Казахи составляют 63,1 процента, русские – 23,7. Далее идут узбеки – 2,8, украинцы – 2,1, уйгуры – 1,4, татары – 1,3, немцы – 1,1, другие этносы – 4,5 процента. Если немцев 20 лет назад было около 1 миллиона человек, то сейчас их примерно 150 тысяч. Украинцы уступили место узбекам, а немцы – татарам и уйгурам. В целом все демографические показатели на 90 с лишним процентов определяет казахское население. Это случилось впервые за 150 лет.
– Какова роль оралманов в демографической политике Казахстана?
– Оралманы сыграли серьезную роль в приросте населения. Численность прибывших – примерно 1 миллион человек. Они продолжают улучшать показатели рождаемости. Это серьезная масса, которая может повлиять на политические, социальные, экономические вопросы. Но не с точки зрения качества. Большинство из них очень плохо жили в Узбекистане, Китае, Монголии, занимая низкую социальную нишу. Поэтому их образовательный, профессиональный уровень не всегда соответствует реалиям Казахстана. Это вызывает негатив как у коренного населения, так и самих оралманов. И весь этот негатив копится внутри этнической группы казахов, что в принципе опасно.
К тому же оралманы продолжают в некоторых областях жить своим, отдельным миром, неподконтрольные госструктурам, у них царят порой свои внутренние порядки... Представляя собой некую “вещь в себе”. Эта анклавность очень опасна, потому что они уже могут влиять на миграционные потоки, структуру миграции и так далее... Они имеют бесплатное образование, социальные льготы, одним словом, получают дивиденды от своего статуса, чем вызывают сильное недовольство коренного населения. И этот момент имеет достаточно сильный конфликтный потенциал.
– В 90-е годы наблюдалось резкое снижение рождаемости как за счет оттока населения, так и по экономическим причинам. Как это повлияет на экономику?
– Поколение 90-х понемногу начинает влиять на нашу жизнь: они уже “поломали” школьную структуру – сейчас за партами сидит намного меньше детей, чем в предыдущих поколениях. Теперь они очень сильно разбалансируют систему высшего образования. С этим особенно четко столкнулись региональные вузы: когда абитуриентов почти нет, идет сокращение преподавателей. Скоро они, возможно, “поломают” рынок труда. Но вся беда в том, что как была у нас проблема с инженерно-техническими кадрами, так и есть. Но это малочисленное поколение – тоже в массе своей юристы и экономисты.
– Что в этой ситуации должно предпринять государство?
– Государство на это особо не реагирует. Чаще всего оно реагирует уже на результат, а не на причину. А ситуация очень быстро развивается, поэтому все программы, которые пишутся, – они не срас0тутся, потому что ориентированы уже на прошедший этап. Взять, к примеру, лозунг о необходимости многодетных семей. То поколение, которое готово к многодетным семьям, им сейчас уже за 30. Поколение, которое даст реальный демографический эффект, – это восьмидесятники, они еще пока в самом соку. Но если будут ставки делаться на 3–4-го ребенка, то это тоже пройдет мимо них. Вот если бы сделать ставку на 1–2-го ребенка, то они с лихвой бы перекрыли демографическую яму, которую нам роют 90-е годы.
– Как все эти перепады количества населения будут влиять на пенсионную систему?
– Все зависит от того, кем выйдут на пенсию люди: нуждающимися в пособиях или рабочими людьми? От этого зависит, какой будет потребительская корзина в будущем: если нынешняя молодежь уйдет на пенсию безработной массой, то это не даст возможности сильно развернуться малому и среднему бизнесу – покупательная способность их будет очень низка. На государство это тоже может лечь тяжким бременем.
– Каков прогноз на ближайшие 20 лет?
– Тенденция такова, что через 20 лет население Казахстана примерно на 90 процентов будет составлять казахский этнос, на 70 процентов это будет городское население. Если казахи будут занимать освобождаемую европейцами индустриально-промышленную нишу, то “врастание в город” пойдет быстрыми темпами. Чтобы быть в одном ряду с высокоразвитыми странами, мы должны двигаться по пути урбанизации, индустриализации, роста качественного образования и т. д. В то же время, если город не сумеет адаптировать растущее число мигрантов из села, возможен вариант рурализации – город начнет превращаться в большую деревню, жить по ее правилам.
Такая некая двойственность – наше цивилизационное преимущество. Есть возможность конструкции общества, сохранившего, с одной стороны, основу этнической культуры, и с другой – движущегося на этой основе в постиндустриальное будущее.