Дорога из Костаная на Рудный – быстрая, многополосная, гладкая. А потом – поворот направо, и мы уходим на Качар. Совсем другой дорожный коленкор. На полсотни километров уходит полтора часа. Водитель крутит баранку, пытаясь попасть между огромными выбоинами в асфальте, и применяет русский язык во всей его первозданной силе, потому что протиснуться в неаварийное междырочное пространство так же трудно, как пробраться по сложному лабиринту к древнегреческому Минотавру. Я перекатываюсь на заднем сиденье и лязгаю зубами на ухабах. А заодно с особым чувством вспоминаю одну из сессий областного маслихата. Ту, на которой распределялись деньги на реконструкцию местных дорог.
Едем мы по выбоинам…
По этой колдобистой дороге жители горняцкого поселка Качар, чей рудник дает сегодня больше половины всех окатышей Соколовско-Сарбайского горно-производственного объединения, каждый день из года в год мотаются в Рудный по делам. Дел у них в Рудном много: получить справку, зарегистрировать приехавшего из России родственника, забрать из роддома нового качарца…
Эти обыденные дела у человека, живущего в любом другом месте, занимают довольно много времени, но – не столько. Сто километров бездорожья при автобусе, который ходит дважды в день, плюс человек обречен на каждую бумажную надобность тратить минимум день и минимум 350 тенге (240 – дорога туда-обратно плюс 60 на рудненский внутригородской общественный транспорт, ну и перехватить раз в день какой-нибудь пирожок в казенном рудненском буфете).
Все это 12 тысяч жителей Качара несказанно огорчает. Но делать нечего, поскольку в родном поселке, который когда-то планировался как населенный пункт нового типа – с благоустроенными многоэтажками, горячей водой и разветвленной инфраструктурой, отсутствует такая элементарная структура, как центр обслуживания населения.
– Как приезжает к нам начальство, областное или рудненское, так нам обещают, но вот уже третий год, а к строительству и не приступали, – досадливо машет рукой Владимир Шевченко.
Владимир всю жизнь работает на ГОКе – Качарском горно-обогатительном комбинате. Тридцать три года назад он приехал сюда и с тех пор относится к Качару, как к своему дому.
“Иди ты в баню”, или Что день грядущий им готовит
В свое время Качар пользовался привозным природным газом. В каждом дворе стояли газгольдеры – хранилища голубого топлива. В домах, как и полагается, – газовые плиты. В девяностых эти радости кончились. Газгольдеры разобрали, газа нет. В поселке сплошь многоэтажки, а в них газовые баллоны использовать нельзя.
Качар числится в планах газификации уже много лет. Вот, говорят, построят газопровод на райцентр – Федоровку (планировали начать в 2010-м, но позволит ли кризис?), и Качару перепадет. Но это планы похлеще строительства ЦОНа. “Не в этой жизни!” – констатируют местные. И привычно орудуют электрическими плитками. Да и полноценные электроплиты древние внутридомовые сети вряд ли выдержат.
Горячая вода из кранов бежит только зимой. Чтобы помыться, качарцы греют ведро на плитке. При ценах на электроэнергию и тотальной нехватке работы у женской части поселка вода получается золотой. Общественная же баня, по всем нормам и правилам считающаяся необходимой принадлежностью любого населенного пункта, здесь отсутствует начисто. Хотя в прежние времена, конечно, была.
Вообще в Качаре много чего было: автовокзал и железнодорожный вокзал, кинотеатр, детские сады, поликлиника, больница, три школы... Сейчас в большинстве зданий — склады, многие принадлежат частникам, поезда сюда вовсе не ходят. Автовокзала нет, и до недавнего времени междугородние автобусы просто тарахтели моторами на углу, напротив жилых домов. Недавно только местные активисты выкричали и выплакали небольшой угол в чужом здании. Хватает, чтобы билет купить и непогоду в тепле переждать. Правда, автобусы как тарахтели моторами на улице, так и тарахтят. Теплого гаража нет, машины проверить в цивильных условиях невозможно, зимой на ночь в теплый бокс поставить – тоже.
“Начинаем урок. Все достали парты…”
Две из трех качарских школ закрыли в 90-е годы. Тогда неравнодушные люди, глядя на то, как бомбят бесхозные добротные здания, просили: “Законсервируйте! Давайте сохраним, ведь все равно понадобится опять”. Оптимисты оказались правы. Уже сегодня одной школы Качару крайне мало, и власти поговаривают, что будут поднимать из руин вторую. Но, по правде говоря, поднимать нечего – руины.
– 1700 оралманов приехали в поселок за последние годы, – рассказывает депутат Роза ШАРАПИ. – Открыли казахскую школу. Называется "отдельная", но расположена в здании русской средней школы. Пока речь шла о 90 школьниках, места хватало, но сегодня их уже больше двухсот. Дети раздеваются в классах, переодеваются в туалетах. Куда это годится! – возмущается Роза-апа.
В классной комнате, где учатся в две смены "нулевички" и пятиклассники, уроки у старших вообще начинаются с фразы: "А теперь поставим парты на место!". Дети вынуждены сначала стащить в угол комнаты маленькие столы дошколят, поставить на освободившееся место свои парты, а в конце уроков повторить все действия заново.
“В поселке нет порядка”
Я не удивляюсь: в Качаре народ неразговорчив и “за жизнь” поговорить любит исключительно в своем кругу. Потому что хозяин тут один и строгий — ССГПО (Соколовско-Сарбайское горно-производственное объединение). Каждый четвертый местный житель работает в объединении, а значит, практически каждая семья от предприятия зависит напрямую.
Людей, которые готовы требовать, ссориться и добиваться, – единицы: депутат Роза Шарапи, рабочий Владимир Шевченко. Их знает весь поселок, они стучатся к начальству разных уровней, в маслихат, акимат…
– Не понимаю! – разводит руками Шевченко, – вроде для нас писана программа "100 школ, 100 больниц", но Качара она и близко не коснулась. Библиотеку поселковую в трудные времена продали местному предпринимателю за миллион, обратно выкупили за десять. Обязал аким области принять "все меры по освоению средств на строительство жилья и инженерных коммуникаций", у нас колышки расставили в частном секторе и доложили: участки выделены. А кто ж строить там будет? Инженерных коммуникаций нет и не предвидится.
– Эх, – качают головой старики в третьем микрорайоне. – Дорого все в поселке, вот в Рудном и Костанае социальные магазины открыли, там продукты подешевле. А у нас — ни одного льготного отдела.
– В поселке нет даже нотариуса, паспортного стола, – поддерживает односельчан Роза Шарапи, – не хватает терапевтов, детского врача, узких специалистов вовсе нет...
Вроде не бездельники и могли бы жить…
Качарский ГОК при всем том дает сегодня больше половины всей руды предприятия. Тридцать три миллиарда тенге ССГПО перечислило в 2008 году в бюджеты всех уровней. Сколько должно вернуться в поселок, чтобы люди, обеспечивающие стране приток половины этих денег, жили, как люди? Сколько возвращается реально? И как тратятся эти деньги?
– Нам самим это интересно, – вздыхают депутат Шарапи и рабочий Шевченко. – Да только цифры эти нам никто не называет.
– Я год назад специально интересовался у акима Рудного, на какую долю городского бюджета может рассчитывать Качар, – вспоминает Шевченко. – Мне ответили: на один процент. В “Рудненском рабочем” опубликовали бюджет на 2009 год – 7,37 миллиарда тенге. 737 миллионов будут ли на Качар потрачены? И если будут – на что именно?
Качарцы готовы показать свои болевые точки. Готовы ли прислушаться к ним чиновники?
Ольга КОЛОКОЛОВА, Качар — Костанай