«Создание чего-то нового происходит благодаря не интеллекту, а игровому инстинкту, основанному на внутренней потребности. Творческий ум играет с объектами, которые он любит». К.Г. Юнг
Несмотря на целостность творческой концепции и «узнаваемость» стиля, Георгий Макаров относится к числу все время меняющихся художников, которые находятся в постоянном творческом поиске и демонстрируют тягу к эксперименту. Это стремление проявляется в активном применении новых художественных приемов, экспериментировании с цветом, формой, фактурой, а также в освоении новых художественных материалов. В частности, если предыдущая выставка художника представляла пастели, то сегодня это работы, выполненные акрилом. Автор использовал его ранее, но не в чистом виде, а лишь как вспомогательный компонент. В новых работах он блестяще раскрывает возможности материала, работая одновременно и живописно, и декоративно. Все же, несмотря на активное использование цвета, живопись Георгия по-прежнему остается «графической», поскольку линия ведет мелодию, тон и ритм, исполняя главную партию, задавая весь полифонический строй произведения.
Задумывая свою очередную персональную выставку, Георгий Макаров назвал ее «Игра», стремясь осмыслить данное философско-культурологическое явление в его многоаспектности. Игра – уникальный феномен, являющийся важнейшей неотъемлемой частью человеческого существования. Для ребенка – это способ познания мира, для взрослого – форма отдыха либо коммуникации.
В контексте развлечения эта тема предстает в виде цитирования знакомых и любимых с детства игр, таких как: прятки, шахматы, бумажные кораблики («Завтрак у моря»). Иллюстрируя их, художник вовлекает зрителя в живой динамичный процесс: не случайно ключевым свойством игры является главенство действия над конечным результатом.
Как способ взаимодействия предметов и манипулирования ими, игра в художественном выражении наиболее полно раскрывается в жанре натюрморта, который является приоритетным для Георгия. Натюрморт в его авторской интерпретации – это отнюдь не мертвая природа. Напротив, изображая натуру, автор оживляет и одушевляет ее. В отличие от предыдущей серии натюрмортов, декоративность постепенно стала уступать место повышенному интересу к форме, ее деформации и стилизации, а также излюбленному авторскому приему – тщательной детализации.
Увлекательно наблюдать, как художник играет с понятиями «живое – неживое». Например, редкое появление в композициях антропоморфных образов свидетельствует о диаметральной смене ролей, когда человек превращается в несвязанный с окружающим пространством неживой объект, в то время как неодушевленные предметы обретают не только тело, но и душу. Или частый персонаж – улитка – не только завораживающе красивая природная форма – она и есть воплощение странного совмещения этих двух взаимоисключающих понятий.
Предметы повседневной жизни – гранаты, ключ, очки, груша, кофейник, курительная трубка – в авторской трактовке трансформируются в эстетические эквиваленты реальных вещей и обретают различные семантические толкования. Ключ намекает на возможность открыть какую-то дверь, очки символизируют самообман или мираж через стремление увидеть то, чего может не быть на самом деле. Рутинный объект повседневности перевоплощается – то он предстает в своей вещественной материальности, то вдруг, теряя вес и телесность, неожиданно растворяется в окружающем пространстве. В других случаях несколько предметов в совокупности подвергаются различным метаморфозам – наслоениям, перетеканиям друг в друга. Возникающая в качестве фона клетка отсылает к шахматной доске, превращаясь в орнаментальное декоративное пространство.
Лаконичные формы появляются в произведениях Макарова не только и не столько как эстетические объекты. Они живут по законам собственной Вселенной, позволяющей, например, груше мечтать о своем превращении в огромный холм («Мечта груши»), а гранатам существовать в особом визуальном пространстве, в котором они одновременно лежат на плоскости стола и являются элементом фрески на его поверхности («Гранаты и ключ»). Излюбленным приемом автора является совмещение элементов пейзажа и натюрморта, где они меняются местами из-за смены масштабов и контекстов («Атлантида», «Благовещение», «Рим»). Внезапно и неожиданно наступает момент взаимопроникновения реальностей, когда трудно отличить фантазию и иллюзорность от происходящего в действительности. Тогда игра и жизнь, как сны и реальность ранних серий, сливаются и переплетаются, делая невозможным проведение грани между ними.
Е. Резникова, кандидат искусствоведения