Асылжан Сарыбаевич в очередной раз рассказал о бычках и телочках, рисуя на доске схемы и графики. Доложил о субсидиях, импорте-экспорте, проделанной работе и ответил на вопросы журналистов.
– Проявляют ли интерес к нашему агропрому иностранные инвесторы?
– Инвестиционная активность повышается. Инвесторы приходят, видят, что сроки аренды увеличены, государство отказывается от регулирования цен на продукцию – и нет проблем с экспортом. Вот почему сейчас заходит компания “Иналко”, которая входит в итальянскую группу “Кремонини груп”? Она заинтересовалась актюбинским предприятием “АкТеп”. Раньше его руководитель Нурлан Сагналин занимался винно-водочным бизнесом, отходы производства пускал на корм скоту, на откорме стояло 300–400 голов. Сейчас он создал целый кластер: есть племрепродуктор на 10 тысяч голов, мясокомбинат и откормплощадка на 12,5 тысячи голов. Он сотрудничает со всеми хозяйствами Актюбинской области. В итоге сформировалась цепочка для производства мяса. “АкТеп” привлек около 500 контрагентов. Затем Сагналин стал выставлять критерии при покупке товарных бычков: возраст не более 12 месяцев, вес – не ниже 200 килограммов. Сначала продавал мясо на внутреннем рынке, затем стал экспортировать в Россию. Там удивились качеству. Теперь “Иналко” обеспечивает сырьем мясокомбинат в Оренбурге.
– Вкладывают ли иностранцы деньги в наши молочные фермы?
– Рядом с поселком Шортанды в Акмолинской области строят молочный завод и ферму с участием германской компании. Есть проекты с иностранным участием в Алматинской области. Например, “Архарлы-майбуйрек”, где хотят сделать молочную ферму на 3 000 голов. Это только два из многих проектов. У нас задача до 2020 года производить миллион тонн молока. Но этот бизнес малорентабельный, без долгосрочного кредитования никто не пойдет в эту сферу. Вложения отбиваются только за 8–9 лет. Банки сейчас не могут давать такие кредиты. Ферма на 1 000 голов сейчас стоит 2 миллиарда тенге.
– У казахстанцев есть страхи, что китайцы, став партнерами в сельхозпроектах, будут занимать наши земли…
– Возьмем тот же “АкТеп”. Чтобы заполнить откормплощадку на 12 000 голов, нужно 20 000 бычков ставить на откорм и иметь около 70 тысяч маточного поголовья. Чтобы содержать их на пастбище, нужно около 0,5 миллиона гектаров земли. Компании с иностранным капиталом могут получить такую площадь в аренду только на короткий срок. Заходить в такой бизнес китайцы не захотят, они там увязнут, как немцы под Рязанью. Соответственно они будут участвовать только в финишной части этой цепочки. Для мясоперерабатывающего завода нужно всего 2 гектара.
– Проводило ли министерство анализ итогов программы развития продовольственных поясов вокруг Алматы и Астаны на 2010–2014 годы?
– А что, была такая программа? На самом деле эту идею нельзя реализовать. Допустим, вокруг города есть пояс в 300 километров. Получается, что на 301-м мы не должны поддерживать фермера? Даже если производитель находится внутри этого пояса, разве он не может продавать продукцию за его пределами? Предполагалось, что за счет этих проектов покроется потребность в продуктах и стабилизируются цены. Но с этими задачами не справляются. Не потому, что фермеры мало производят. Они даже сдерживают свои производственные мощности. К примеру, предприниматель Жангуразов производит 3 000 тонн мяса. Мог бы и 10 000 производить, но продать этот объем невозможно. Проблема не в фермерах, а в том, как скупают продукцию и как она доходит до прилавков. К сожалению, огромная маржинальность позволяет функционировать множеству посредников в этой сфере.
– Почему тогда турецкие огурцы и помидоры дешевле наших?
– Это рынок. На базаре невозможно продавать дороже, чем у тебя купят. В Казахстан через границу плодоовощевку завозят всего 4 предпринимателя. Потом эта продукция расходится по базарам. В то время, когда вы покупали огурцы по тысяче тенге, наши тепличники не могли продать их по 450 тенге. Парадокс? Отечественные овощи везут в Новосибирск и Омск. При этом в цене одного килограмма затраты на доставку из Шымкента до Астаны составляют всего 20–25 тенге. То же самое и по молоку. В магазине оно стоит 200 тенге, его себестоимость – 70 тенге, расходы по переработке составляют 25 тенге. Все что свыше – достается не фермерам. Притом что у нас цены на молоко одни из самых высоких в мире, производитель ничего не зарабатывает.
– Можно ли использовать лейбл “органик”, чтобы продвигать нашу продукцию?
– Мы специально приняли этот закон. Если бы не было законодательного регулирования, то все бы стали клеить эти лейблы. И у всех бы “масть поперла”. Потом бы люди перестали доверять этим маркам. Чтобы применить в названии “био”, “эко”, нужно пройди аккредитацию, проверить соответствие международным стандартам. Мы сейчас работаем с Европейской ассоциацией. К нам хотят зайти иностранные сертификационные службы. При этом сертифицируется не сама продукция, а процесс производства. Очень важно отслеживать все этапы.
– Говоря о реализации программы “Сыбага”, вы упомянули о том, что есть человеческий фактор. Иногда фермеры находят способы выдавать неплеменного быка за породистого. Какие например?
– Есть синхронизация этой программы с информационным ресурсом породных палат. Если животное не зарегистрировано, оно сразу “высветится”. Сговор может быть на уровне сельского округа, где могут завести свою идентификационную систему “воздушных” коров. Из-за того, что где-то это происходит, мы не можем закрыть программу.
– Как вы относитесь к припискам в статистике?
– С пониманием. Я знаю, что есть погрешности. Но это не в нашей компетенции, мы не можем на это влиять. Если взять весь объем молока, который производится в Казахстане, отнять экспорт, прибавить импорт и разделить на количество потребителей в Казахстане, то вы с удивлением обнаружите, что мы пьем молока больше, чем в европейских странах. Но я не могу у комитета по статистике проверить данные.
– Недавно вы были в Китае и договорились там об импорте нашего мяса. Почему россиянам это не удалось сделать?
– У России нет статуса МЭБа по ящуру (статус зоны, свободной от ящура). Это фундаментальный камень, на котором выстраивается вся ветеринария. Если не отличать животных одно от другого, как мы можем понять, какое из них вакцинировано. У людей есть паспорта, но никто не знает, что я Асылжан. И только потому, что у меня есть идентификационная карта, меня пропускают на таможне. У животных нет таких карт. Есть только серьга с нумерацией, которая заносится в банк данных. Если этого нет, как можно говорить об экспорте? У нас есть вещи, которых нет в России. В апреле мы добавим в список экспорта мёд и другие наименования животноводческой продукции.
– А как же 60 000 тонн мяса, которые мы обещали в Россию вывозить?
– Речь шла в целом об экспорте. Сейчас более реальный рынок для нас – это Китай. Экспорт в Поднебесную позволит зарабатывать нашим фермерам.
Клара КУЛИКОВА, Алматы