Наташа была неутомима и через какое-то время представила еще одного литературного рекрута: Данил Парнас! Жовтис вздрогнул и ничего не сказал. А на следующее занятие я привел своего друга и однополчанина по имени Александр Блок. Тут профессор не выдержал: “Наташа! Кто будет следующий?”.
Следующим стал Николай Алексеевич Раевский, тот самый, исследователь биографии Пушкина и автор пленительной сказки “Джафар и Джан”. Был он тогда сравнительно молод, всего 65 лет, а проживет он 94 года, переселившись в историю русской литературы.
Парнас давно живет в Нью-Йорке, Рерих литераторствует в Берлине, а вот Александр Блок чалится на Заречной зоне.
Ему сейчас, как Раевскому тогда, шестьдесят с приличным довеском, и бог весть, сколько дней жизни отвел ему Создатель, но отбыть одиннадцать (!) лет в исправительном заведении с его бараками и вышками – это ж какое злодеяние надобно совершить? Бывают странные сближенья – Николай Раевский тоже отдал неволе 11 лет, так ведь и статья у него была 58-4, антисоветская, и вообще времена были лютые.
Сейчас, кажется, времена иные, как говаривала Ахматова, диетические, или?
А ведь речь идет о знаменитом адвокате, коим является Александр Викторович Блок. Именно так, без преувеличений. Мой друг не стал филологом, его сманила стезя правоведа, на которой он за 37 лет практики более чем преуспел, о чем свидетельствуют многочисленные его клиенты и коллеги. Есть у него, помимо профессиональных навыков, одно редкое и бесспорное качество: он олицетворяет собой юриста, какие водились еще во времена Анатолия Федоровича Кони и Федора Никифоровича Плевако, кстати, казаха по происхождению. Это блестящее владение ремеслом в сочетании с безукоризненными манерами истинного интеллигента, наделенного богатой речью и располагающей внешностью. Он – настоящий присяжный поверенный, полноправный участник состязательного процесса, а это, согласитесь, и по нынешним демократическим временам – редкость.
Если такие видные фигуры правового поля оказываются на шконке, не в силах защитить себя, то что говорить о рядовых гражданах, не искушенных в процессуальных тонкостях? Вопрос риторический.
Правовое поле Республики Казахстан может иногда превратиться в минное.
Вот фактическая канва событий.
II. Стечение обстоятельств
В 2016 году глава Единого накопительного пенсионного фонда (ЕНПФ) Руслан Ерденаев был задержан по подозрению во взяточничестве и хищении казенных средств, собственно, накоплений пенсионеров.
Началось дело. Супруга подсудимого, Елена Ли, как и подобает верной спутнице жизни, развила энергичную деятельность, стараясь отвести от него жестокий удар судьбы – кто ее в этом упрекнет? Она стала общественным защитником Руслана Ерденаева. Но, понимая, что без квалифицированной юридической помощи не обойтись, наняла профессионального адвоката – Гульнару Смагул. Выбор не был случайным. Семейству Ерденаевых она была близка по обстоятельствам жизни и судьбы, ей доверяли.
Но случилось так, что Гульнара Смагул вынуждена была на некоторое время отвлечься от дела, и она попросила коллегу, Александра Блока, выручить ее, подменить на время.
Тот согласился. Гульнара Смагул вернулась, но, впечатленная работой адвоката, Ли Е. Т. уговорила его остаться и продолжить защиту на постоянной основе. И он уступил, не ведая, что совершает трагическую ошибку.
Известно, что человек – существо лживое, но врать священнику на исповеди, врачу во время осмотра и адвокату, выстраивающему линию защиты, не рекомендуется. Особенно в последнем случае. Ерденаев этим запретом пренебрег и утаил от адвокатов самую суть своего преступления. Видимо, не доверял юридическому понятию адвокатской тайны. Но его сотрудники и прочие фигуранты дали следствию неопровержимые показания, и дело стремительно приближалось к доказательному обвинению в незаконном обогащении и растрате казенных средств. Линия защиты, выстроенная Гульнарой Смагул и Александром Блоком, оказалась сломленной. Обвинительный приговор вступил в силу, и Р. Ерденаев отправился отбывать наказание. Сознавая это фатальное обстоятельство, жена Руслана Ерденаева резко переменила тактику. Она обвинила адвокатов в мошенничестве и подстрекательстве к мздоимству.
Это тяжелое обвинение.
И оно нуждается в неопровержимых доказательствах.
Дело в том, что во время следствия, а оно длилось больше года, Елена Ли неоднократно встречалась с адвокатами мужа, что вполне естественно. Вероятно, осознав, что дело ее супруга приближается к нежелательной развязке, она стала являться на эти консультации с диктофоном, тщательно упрятанным под одеждой, и записывала беседы, где будто бы и состоялся акт подстрекательства к даче взятки, которую адвокаты намеревались вручить некоему весьма всемогущему (в то время) должностному лицу. Эти записи и были предъявлены в качестве обвинения. Из 69 эпизодов записанных на диктофон разговоров следствию и суду были представлены лишь 12, причем расшифровки записей были сделаны самой Еленой Ли, а не следователем.
Уголовное преследование адвокатов Г. Смагул и А. Блока прерывалось без законных оснований 5 раз. Почему? Да потому, что отсутствовали доказательства, а предъявленные Е. Ли факты, с точки зрения закона, несостоятельны, недопустимы в качестве доказательств и не могут служить поводом для обвинения.
На поверхностный и обывательский взгляд, они пригодны, но действующее право обязано пресекать малейшие попытки фальсификаций и подтасовок, потому и существует нормативное постановление Верховного суда РК, где указано, что “материалы, полученные в неустановленном порядке (проведение лицом самостоятельно негласной аудиозаписи и т. п.), не могут быть приобщены к материалам дела и признаны допустимыми в качестве доказательств”. То есть такие действия следует производить при наличии специальных полномочий, судебных санкций; их результаты должны быть зафиксированы протоколом, они должны быть приобщены к делу и признаны вещественным доказательством и предъявлены обвиняемым. Ничего из перечисленного соблюдено не было. Эти нелигитимные записи так и не были предъявлены для ознакомления Блоку А. В. ни на следствии, ни на суде. Самое поразительное, что Блок А. В. даже не был допрошен по предъявленному обвинению и по существу самих записей (?!).
Суд первой инстанции счел эти требования малозначительными и рассмотрел дело с закрытыми глазами. В итоге А. Блок и Г. Смагул понесли суровое наказание, которое, на мой взгляд, не является законным.
III. По жизни или по кодексу
И здесь необходимо объясниться.
Закономерен вопрос: зачем мне, давно уж не гражданину Казахстана, живущему за тридевять земель, вмешиваться в шум вокруг этого дела? Отвечаю – Саша Блок мне друг, причем армейский, а в моей не слишком сентиментальной шкале ценностей это обстоятельство является решающим.
Далее.
Я по базовому образованию словесник, по занятиям – литератор, но юриспруденция привлекала меня всегда. Я дважды штурмовал – заочно – вершины правоведения, но до финиша не добрался, хотя курсовая по происхождению норм права увлекла меня и была удостоена высокой оценки научного руководителя, который счел ее равной дипломной работе.
Ну пусть так, я – юрист-недоучка, обладающий неким врожденным правовым сознанием.
Исходя из этого, сообщаю, что, как ни странно, я не собираюсь ручаться за своего друга, клятвенно уверяя, что он не мог совершить инкриминированного ему правонарушения. Такие ручательства, как правило, бывают прекраснодушны, но легковесны. Мне хочется верить, что мой друг невиновен, но доподлинно этого я не знаю – и пусть грех, если он есть, останется на его совести. Речь о другом.
Ни следствие, ни суд не могут руководствоваться догадками, версиями и прочими интуитивными прозрениями либо подтасовками, когда деяние не доказано, но всем “как бы ясно”, что оно совершено. В этом и заключается презумпция невиновности.
Этот базовый, фундаментальный принцип цивилизованного правосудия напрочь отвергает “как бы” и “скорее всего”. Он требует неопровержимых доказательств, причем в достаточной совокупности, и даже признательные показания подсудимого не делают его виновным.
В деле А. Блока и Г. Смагул этот принцип, вероятно, не соблюден. Считаю, что обвинение выстроено на уликах сомнительного свойства, заведомо недопустимых и с нарушением процессуальных норм. Судили больше “по жизни”, чем по закону. Это пресловутое “по жизни” может вмещать в себя всё что угодно, в том числе и телефонное право. Значит, судили, мне кажется, не по Закону, а по “понятиям”, понятным заинтересованным лицам. И этот факт является трагическим не только для тех, кто утратил свободу, но и для всех, кого судьба приведет на скамью подсудимых, а от тюрьмы и сумы не застрахован никто, даже те, кто склонны считать себя небожителями. Николае и Елене Чаушеску были предъявлены тяжелейшие обвинения в разрушении национальной экономики, но суд над ними длился не больше двух часов и напоминал базарную склоку, после чего их немедля расстреляли, и это была не казнь, а убийство.
IV. Глухой глухого
Вот как выглядит диспозиция сегодня. 4 апреля текущего года судья Верховного суда РК Шермухаметов Б. Б. при предварительном рассмотрении ходатайств защитников-адвокатов осужденных о многочисленных нарушениях норм уголовного процесса и права на защиту усмотрел наличие оснований для пересмотра судебных актов по данному делу и вынес соответствующее постановление. Но 26 апреля Верховный суд под редакцией судьи Салия В. В. всё же счел приговор безукоризненным и оставил его без изменения. При этом второе постановление не содержит сколько-нибудь значимых аргументов. Вода на киселе из 5 страниц.
Как прикажете это понимать? Почему столь произвольно мечется “дышло закона? Куда подевалось незыблемое единообразие толкования и применения норм Закона? А может, у всякого судьи свой закон? Вопросов в этом деле немало.
Исчерпывающий ответ на них может дать лишь председатель Верховного суда РК, если, конечно, радеет за качество правосудия. Если он поддерживает стремление Президента сделать Новый Казахстан “территорией справедливости, где все следуют не только букве, но и духу Закона”. (Цитата из выступления Президента РК на ХХХI сессии АНК.)
Пока же ситуацию силится прояснить лукавый Пушкин:
Глухой глухого звал к суду судьи глухого,
Глухой кричал: “Моя им сведена корова!” –
“Помилуй, – возопил глухой тому в ответ: –
Сей пустошью владел еще покойный дед”.
Судья решил: “Чтоб не было разврата,
Жените молодца, хоть девка виновата”!
V. В ожидании оттепели
Вот так. Начинал с литературы, ею же и закончил. Словесник, что с меня возьмешь. Но сдается мне, что, если правосудие будет страдать столь злокачественной глухотой, январский лед не скоро растает, и весна никогда не придет на Заречную улицу.
Тем более – на Заречную зону.
Берлин