О сострадании и любви
– Шалва Александрович, с детства помню телепередачи про ваши эксперименты в школах Грузии, где вы пропагандировали гуманную педагогику. Как вы к этому пришли?
– Эксперимент, который я проводил со своими коллегами в объединенной лаборатории экспериментальной дидактики, начался в 1962 году. Тогда открылись первые экспериментальные классы, а в конце 1976 года почти две трети Грузии было охвачено экспериментом. Это был иной подход к ребенку и образовательному процессу. Тогда мы еще не знали, что такое духовность в школе и насколько учительская любовь влияет на образовательный процесс. При советской власти в педагогику все эти вещи не вписывались, и ни в одном учебнике по педагогике вы не найдете слов “любовь”, “радость”. Они не составляли ценности для педагогической науки. Сейчас все поняли, что именно любовь – основа самого лучшего образовательного процесса, причем любовь деятельная.
Мы постепенно набирали знания и открывали способности, безграничность детей, удивлялись ей. Но то, что мы делали, было непонятно партийным боссам. Они даже называли это буржуазной педагогикой. Поэтому лабораторию то закрывали, то открывали вновь. Но это была очень интересная жизнь.
– Что вы хотели видеть в этих детях?
– Развитость ума, мысли, чувств – как говорит Песталоцци, “ум, сердце и руки”. Мы старались дать многогранное развитие. Чтобы была “мускулатура”, с помощью которой они что-то смогут создать.
Чтобы дом построить или поднять штангу, нужны мышцы. Но и чтобы чувствовать, мыслить, думать, любить, наблюдать, переживать и сострадать, тоже нужны “мышцы”.
– Возможно ли сегодня обучать так, чтобы предусмотреть индивидуальность каждого ученика?
– Поверьте, это намного лучше, чем воспитывать авторитарно.Криками, строгостью, унижением, выставляя кого-то в качестве образца. А почему мне быть таким, как кто-либо? Я должен быть таким, каким родился, и строить свою жизнь в соответствии с тем, что мне дала природа. В авторитарной педагогике этого нет. А ею переполнена школа. И в Казахстане тоже. Но у вас одно спасение – уроки самопознания, которые дают возможность с детского сада до студенческой скамьи познавать себя и свой внутренний мир. Я бы хотел, чтобы такие же уроки были в России и Грузии.
– Кем стали ваши ученики?
– Однажды Центральный комитет партии проверял нашу работу. Это были сложные 70-е годы. Я ожидал, что нас закроют насовсем. Меня вызвал секретарь ЦК Компартии по идеологии и спрашивает: “Чего ты хочешь от детей? От школы?”. Я ответил: “Честно? Этим детям не понравится та жизнь, которую мы сейчас строим. Они должны будут изменить эту жизнь”. Он мне говорит: “Да, далеко ты метишь…”. Но школу не закрыли.
– То есть ваши дети сделали революцию сознания в Грузии?
– Да, это поколение людей выходило на площади. Сейчас же перед нами другая задача – создать таких детей, которые обретут духовность для единения людей на благо народа. Это более тяжелая работа, чем революция. Революцию можно за ночь устроить. А для мышц ума и чувств нужны десятилетия.
А те дети сегодня стали депутатами и министрами, политиками и деятелями науки и искусства, просто очень хорошими людьми.
Мальчики – направо, девочки – налево?
– Есть различия в том, как надо воспитывать девочку или мальчика?
– Конечно. Во-первых, сама природа диктует. Я не сторонник раздельного обучения, хотя учился и в обычной школе, и в мужской гимназии. Потом учителем работал и в раздельной школе, и в объединенной. Будущие мужчина и женщина как части единого целого не должны быть искусственно разделены. Просто воспитывать их надо по-разному. В девочках надо развивать нежность, чувство материнства, жены. Ведь женщина – вдохновительница мужчины, без нее он бы превратился в тупое существо. Она должна стать искрой, держать семью в целостности.
Что касается мальчика, то тут мужское достоинство, мужское слово и мудрость – уже особая статья. Я не сторонник порабощения мужчинами женщин, но порядок пусть мужчина возглавляет. Вот это тоже требует воспитания. И хорошие учителя это делают.
Читать – значит видеть подтекст
– Сегодня дети мало читают. Многих родителей это огорчает. Что делать?
– Есть подход классический, школьный, когда надо читать и потом пересказывать учителю, отвечать на вопросы. Так заставляют читать физику, географию, историю, литературу. А вот каково отношение ребенка к этим героям, понравился ли ему роман, интересно ли это? Об этом не спрашивают. Сами учителя литературы иногда отбивают у детей вкус к чтению, превращая изучение предмета в вопросы и ответы, а потом контрольные работы по шаблону. И дети сразу отходят от такого чтения и переходят в Интернет, к информационному чтению. А оно не дает того состояния духовного богатства, которое ты обретаешь с книгой.
Но есть другой подход. Когда учитель помогает ребенку заглядывать внутрь произведения, в его подтекст. Ведь литература пишется для подтекста, а не для текста. Надо долго думать, что, к примеру, Чингиз Айтматов имел в виду, выставляя того или иного героя? Вот если так учить чтению, тогда уже и личность развивается, и возникает личное отношение к произведению, и вкус к книгам.
– Вы как-то сказали, что поколение акселератов сделало революцию в технике и забыло о культуре. Как сейчас совместить культуру и цивилизацию, когда идет такой технологический прорыв?
– Акселераты 60-х годов и правда перевернули мир. В хорошем смысле. И нам достались компьютеры, Интернет, мобильные телефоны. Акселераты очень продвинули цивилизацию. Но это не культура. Цивилизация – это ваш мобильник, а культура – отношение к цивилизации. Когда из этих вещей я выделяю лучшее для развития своего духа, своей нравственности, для помощи другим. Вот приходит сейчас поколение, которое называют детьми света, или детьми индиго. Наука не может подтвердить, что эти дети особенные. Но мы видим, что много мощнейших талантов рождается. С другой стороны, видим, что этот талант сейчас губится. Никогда не было стольких наркоманов, нарушителей, больных, самоубийц…
Среди разных причин есть главная: эти дети другие, устремления у них тоже другие, и они требуют иного подхода. А мы “покрываем” их авторитарной педагогикой. Они под ней барахтаются, им скучно, а мы их наказываем… Но эти дети все равно победят.
– Вы верите в Бога?
– Я православный христианин, крещенный в детстве. Венчался. Но тихо верующий человек, не фанат. Глубоко изучаю историю, знаю не только Новый Завет, но и Коран, Джатаки, другие тексты. И не потому изучаю, что сравниваю и выбираю лучшее, а чтобы сделать себя богаче.
Муж и жена – это профессия
– Вы говорили, что женщина должна быть вдохновительницей. Как супруга вас воодушевляла?
– Моя жена была мудрой женщиной, и если перегибал палку, она мне всегда говорила. Все свои идеи в первую очередь излагал ей, и если она одобряла, это означало, что я на правильном пути. Никогда не забуду, как, написав одну из последних своих книг, показал ей. Она себя плохо чувствовала, но сказала: “Давай, я наберу ее”. Я просил отложить это на потом, когда ей станет лучше. Но она настаивала. Спустя три дня, завершив работу, она поцеловала меня в лоб как ребенка и сказала: “Оказывается, у тебя есть талант к детективному жанру”. Такие вещи меня вдохновляли. И таких случаев было много. Когда пытались закрыть экспериментальную лабораторию и я находился в смятении, как быть дальше, она сказала: “Если ты уйдешь из лаборатории, сдашься, я тоже уйду от тебя!”. Тогда это для меня стало большим вдохновением.
– Она могла уйти?
– Не знаю. Но я очень бережно относился к семье, любви, растил в себе эту любовь, эти взаимоотношения, эту йогу, можно сказать, и никогда даже в мыслях не допускал, что не оправдаю ее надежд. Поэтому всю жизнь взращивал в себе мужа-йога.
– Отчего рушатся семьи?
– Кто обычно создает семьи? Молодые! Но у них есть одна слабость: они не отличают порой любовь от желания или влюбленности. Часто влюбляются в свое воображение, а потом это представление не выдерживает реальных отношений. Он разочаровывается в женщине. Она – в мужчине.
Но материнство и отцовство, мужа и жену нужно воспитывать. Создание семьи – высочайшее явление культуры. Быть мужем и женой – это профессия.
– В 84 года вы выглядите очень бодро. В чем секрет?
– Никаких секретов. Для себя объясняю так: занимался всю жизнь тем, чем хотелось заниматься, что любил. Начиная с 1951 года, как стал учителем в школе, больше ничего не хотел делать. Вторая причина: моя жена тоже оказалась педагогом, моим единомышленником. Вместе искали свой путь в жизни. У нас практически не было ссор. Мои нервы сохранены. Третья причина – это то, что жена очень заботилась обо мне. Помню, у меня было сложное воспаление позвоночника. Вставать, ходить было тяжело. И она возила меня в Алма-Ату к врачу. Он мне сильно помог.
– Как складывались ваши отношения с сильными мира сего? Находили с ними общий язык?
– Вначале отношения были очень сложные, потому что они не могли понять, что я собой представляю со своей педагогикой. Она вела не к коммунизму, а к душе человека. Когда президентом Грузии стал Эдуард Шеварднадзе, один из первых его визитов был в наш институт и нашу школу. На уроках посидел, с учителями поговорил. И сказал: “Дайте этому направлению развиться!”. И тогда от нас отстали.
Мне повезло с женой Горбачева Раисой Максимовной. Она сама пригласила меня на чай. Узнав о моей работе, дала свой телефон и сказала: “Если будет трудно, звоните”.
Самый трудный урок
– Вам приходилось от каких-то идей отказываться?
– Я долго мучился, размышляя, как отойти от материалистического мышления, которое взращивалось с детства семьей и обществом. Последнее было погружено в материализм. И другие мысли не приходили. Но молитвы бабушки к чему-то призывали, постепенно приходил к Богу. Углубился в классическую педагогику и видел, что всякая классика основывается на вере. Если что-то хочу создать, нужно верить в себя и свое дело, получишь что-то лучшее. А это очень сложно. Можно кричать о духе и душе, бить в грудь, но духовным не быть.
– Самый сложный случай в вашей педагогической практике?
– Будучи молодым педагогом, я пришел к детям, а им мой урок не понравился, тогда я стал говорить о чем-то другом. Всю ночь не спал, размышляя, чего им хочется. Но эта неудача помогла понять, что детям на уроках нужна радость. Если ее нет, то и познание будет труднее.