– Добрый день, Сапар Хайсаханович. На минувшей неделе Президент Касым-Жомарт ТОКАЕВ сообщил, что правительство вернет в государственную собственность необоснованно приватизированные объекты. Следом создали комиссию по демонополизации. Как вы считаете, эта комиссия справится с такой задачей?
– Когда многие политики начинают говорить о приватизации, национализации и так далее, у меня первый вопрос: как это будет происходить? Мы же живем в государстве с законами. Если соблюдать наше действующее законодательство, это сделать почти невозможно.
У нас десятки тысяч предприятий были переданы частникам. То, что условия приватизации были социально несправедливы – мы прекрасно понимаем. Многие предприниматели поднялись именно в первые годы приватизации. По балансу активы стоили копейки, но продавали их в сотни раз дороже.
Но, с другой стороны, какие могут быть претензии к собственнику, который исполнял все обязательства, прописанные в процедуре? Приватизация началась 30 лет назад. Если государство хочет изъять нужные ему предприятия, оно должно компенсировать его нынешнему владельцу потери, чтобы не нарушать права собственника. И, как любой гражданин, он имеет право на защиту закона.
– Можно всё забрать и поделить?
– В Талдыкоргане, скажем, приватизировали молокозавод. Он работал, развивался. Листингуется в Гонконге. Владелец решил модернизировать производство, привлек инвесторов. По сути, он сейчас неполный собственник молокозавода. Началась деприватизация. Как быть? Государство закроет его обязательства перед инвесторами на миллионы долларов?
Если мы пойдем путем Шарикова, то Казахстан станет страной-изгоем. У нас будет полная неразбериха.
Недавний пример с Джеком МА. Компартия Китая посчитала, что он слишком много зарабатывает и монополизировал рынок. К нему применили санкции, компания “Alibaba” схлопнулась и потеряла свое место на рынке. Кто от этого выиграл? Китай? Нет. Джек Ма потерял миллиарды. Но, главное, разорваны товарные цепочки из Азии и Европы. А вот если бы ему подняли налоговую нагрузку, тогда ничего бы не рухнуло. Он, конечно, мог бы уехать из Китая. Но это эволюционный подход, а не революционный.
Другой плохой пример. Из Кыргызстана. Есть золотой рудник “Кумтор”. Компания “Кумтор Голд” платит 160 млн долларов налогов в год. Это десятая часть бюджета. Но канадская Cameco Corporation, первый разработчик проекта, получила права на “Кумтор” без конкурса или аукциона. И даже выторговала себе право на ограниченное действие законов Кыргызстана. В итоге у Бишкека постоянные споры с инвестором, с его дочерней компанией “Centerra Gold Inc” и недобор налогов. Потому что правительство не нашло деньги на предварительный аудит контракта.
– Какие есть варианты, кроме “забрать и поделить”?
– Судебное разбирательство. Но по многим предприятиям уже нет документов. Во время переезда столицы архивы пропадали вагонами.
Но, опять же, если мы отобрали, надо будет этот актив кому-то отдать? Государству? Это самый плохой менеджер для коммерческого предприятия. Как правило, когда не могут найти собственника, объект передают государству. Но чиновник не заинтересован в развитии. Ему нельзя дать премию за хорошую работу – это будет считаться коррупцией.
Я боюсь, сейчас под маркой деприватизации можно будет обвинить любого предпринимателя в том, что он человек одного из олигархов.
На самом же деле для нас неважно, чей он родственник. Нам главное, как он работает. Если у меня зимой тепло, горит свет, течет вода, заполнен холодильник, и я в состоянии всё это оплатить, то мне без разницы, от кого приходят квитанции.
– Иначе говоря, может начаться охота на ведьм?
– Вполне.
– Сколько может продлиться деприватизация?
– Максимум 5 лет. Иначе масса приватизированных предприятий поменяет собственника. Если я буду знать, что вы ко мне придете, то я продам бизнес другу из Швейцарии. Иностранец не будет ждать решения нашего суда. Он сразу пойдет в арбитраж. У казахстанских компаний большой опыт привлечения казахстанских же капиталов, но под видом зарубежных инвестиций.
– Недавно прозвучало название первой компании-кандидата на деприватизацию – “Алматы Қала Жарық”. Она занимается освещением в Алматы…
– Какую выгоду получит город, если эта компания вернется в госсобственность? Что там было приватизировано? Только право обслуживать систему освещения. Допустим, мы заберем это предприятие в коммунальную собственность. Кто будет заниматься этой работой? Снова появится коммунальное предприятие, чью работу будет оплачивать город. Что будет выгоднее для бюджета? Опять надо считать.
Если предприятие как монополист злоупотребляет своим положением, то, может быть, лучше провести расследование и выяснить, куда уходят деньги?
В нашей ситуации лучше просто навести порядок, заставить предприятия платить налоги, следить за тарифами. Эту работу могут сделать антимонопольный комитет и комитет госдоходов. Надо просто навести порядок, ввести все в законы в действие.
– В других странах были прецеденты обратной приватизации?
– Есть российские примеры. Но там суды просто мимо проходят. Скажем, Федя купил за 10 миллионов долларов лесопильный комбинат. Федя в зоне риска. За 10 лет он размыл свою долю до 3 процентов с помощью своего дяди Семена. Прямыми родственниками они не являются. Теперь у Семена 97 процентов доли предприятия. На Федю подают в суд, он проигрывает и отдает государству три своих процента владения. Он может даже отсидеть. Но, когда выйдет, придет к дяде на комбинат наемным директором. Насколько я знаю, в России в таких случаях судебная система просто не срабатывает.
Есть пример Renault. После войны она была национализирована за сотрудничество его владельца с фашистами. Это была крупнейшая компания, но к 1960-м годам подошла к банкротству. Была разработана приватизационная политика. Пригласили инвесторов. Сейчас правительству принадлежит порядка 15 процентов доли. Но сам Renault сейчас стоит 50 миллиардов евро. В его корзине – Nissan, Samsung Motors, АвтоВАЗ, Dacia, Daimler. Правительство Франции ведет самую продуктивную политику – не сжимать всё в кулак, но и не пускать по ветру. Где-то прижать, где-то отпустить. Это позволяет Франции 60 лет получать налоги с крупнейшей автокомпании Европы.
– Кто управляет активами Renault?
– Министерство экономики.
– Кто может контролировать возвращенные компании у нас?
– Министерство экономики? Оно не такое большое. Только для управления всем этим хозяйством надо будет создать новое министерство.
АЛМАТЫ