Идеи важнее
– Расскажите о новой просьюмерской культуре, в которой производители продукта являются его же потребителями.
– Проявление этого мы видим сегодня. Раньше была диктатура в моде, все считали, что надо слушать выдающихся экспертов, сегодня появилось огромное количество фешн-блогов. Солидные Недели моды или журналы теперь считаются с тем, что напишут эти блогеры. Если речь идет об искусстве, то в нем художник больше не доминирует. Фонд “Прада” по поддержке современного искусства и управление музеев Катара организовали в прошлом году конкурс по поиску новых кураторских талантов – по условию не нужно было прилагать свое резюме. То есть если ты предлагаешь интересную идею, то можешь быть хоть дояркой. Сейчас принято считать, что интересные идеи могут исходить не от экспертов.
– То есть идеи стали важнее профессиональной компетенции?
– Абсолютно верно. Это не значит, что не нужны профессионалы, экспертиза все равно ценится, но идеи – важнее. В Берлине я побывал в центре, где дизайнерские студии известных немецких автомобильных концернов устраивают встречи с разными людьми – любителями, чудаками, которые могут дать более полезную идею, чем вы разработаете, сидя в офисе. В мире начинает доминировать понятие, что креативность не является уделом одиночек. Уже нет того надменного отношения, что я – художник, я все знаю, а ты это должен потреблять. Отсюда возникает основа этой новой просьюмерской (professional consumer – профессиональный потребитель) культуры.
Реальный прорыв
– Эти изменения продиктованы временем?
– Да, из-за того, что у многих появился доступ к Интернету. Сейчас не нужны огромные студии, чтобы делать музыку. Можно с помощью мобильного телефона создавать фильмы. Представляете, в какое время мы живем? Все потому, что произошел большой прорыв для выражения своего творчества.
– Но в операционную нельзя же пускать любителей!
– Мы сейчас на пороге того, что многие традиционные профессии станут уделом машин. Говорят, через 20 лет не будет такой профессии, как юрист-консультант. Все варианты законодательных коллизий будут запрограммированы. Понятия “врач”, возможно, тоже не будет. Прописывать диагноз или лекарства будет компьютер. Появится новая медицинская профессия, связанная с регенерацией органов. Оказывается, можно запустить в человеческом организме механизмы восстановления. То есть врачом будет считаться тот, кто вырастит новую артерию.
– Отпадет ли в перспективе необходимость в высшем образовании?
– В образовании – нет. Но получение знаний становится гораздо более удобным. Если студент-скрипач хочет исполнить отрывок из Фрица Крайслера, он находит сразу 8 вариантов на YouTube. Изучение языков стало очень быстрым. Получение больших массивов знаний уже не является проблемой. Британское правительство заказало исследование: “Каким будет рынок труда к 2030 году в Великобритании?”. Дается список профессий, которые будут востребованы, среди них есть очень необычные.
Непредсказуемость как фишка
– Новые тренды необратимо ведут к потерям для культуры?
– Мы и так теряем. Например, мастерица по коврам говорит мне, что не может добиться того же зеленого цвета, когда красит нитки, как ее мать. Мы же смотрим на этот ковер и испытываем только чувства на уровне “нравится – не нравится”. А мастера понимали ритм узора, то, что в нем зашифровано. Но сожалеть об этом не стоит, возникают новые проявления в культуре, которые мы еще не считаем культурными.
– Не те ли проявления вы имеете в виду, когда утверждаете, что каждый человек может сочетать в себе несколько культурных слоев…
– В себе я это чувствую. Могу прослезиться от романса Шуберта, а на следующий день с удовольствием слушать индийскую рагу.
– Считаете, раньше этого не было?
– Не было. Последнее время все больше людей находят в себе эти разные слои. Спектр культуры сейчас шире, чем 20 лет назад, потому что мы мгновенно узнаем о том, что происходит в мире. Если я захочу, то могу себе позволить жить, как китайский мудрец XII века, пить такой же чай, читать те же самые книги. Этот “лайфстайл” (с англ. – “стиль жизни”) можно формировать по своему усмотрению. Насколько шире у нас этот набор, насколько менее предсказуемы в выборе элементов, тем мы интереснее как носители культуры.
– Существует ли на постсоветском пространстве понятие культурной идентичности?
– Нет, общего тренда не вижу, остался только русский язык. Но у меня нет ностальгии по СССР, в прошлом году я был в Москве после долгого перерыва и, знаете, почувствовал, как будто магнит потерял притягательную силу. Я не говорю, что в культурном плане город обеднел, но раньше, когда был зажим по поводу всего западного, именно в Москве были самые новые записи, новые книги, приезжали иностранцы. Сегодня мир многополярен.
– Можете дать оценку культурному развитию Казахстана?
– До нас долетает, что в Алматы есть высочайшего класса классические музыканты, есть современное изобразительное искусство. В Венеции, Вене я встречался с художниками и кураторами из Казахстана. Знаю, что здесь живут активные, думающие люди.