“Даже не знаем, из-за кого перевернулись”
– Мне об этом совсем не хочется вспоминать, – говорит Карпенко. – Я был за рулем. Когда нам навстречу вылетела машина, я не справился с управлением. Пытаясь избежать столкновения, я съехал с дороги. Правое колесо попало в овраг, и машина стала переворачиваться.
– Вы поздно увидели этот автомобиль? Не нарушали скоростной режим?
– Мы ехали по серпантину, и из-за деревьев не было видно, кто выезжает тебе навстречу. Там не разгонишься, через каждые 20–30 метров поворот. Когда встречная машина вывернула, то оказалась на нашей полосе. Может, ее водитель тоже уходил от столкновения, как и я, но у него было больше возможности уйти на асфальт, чем у меня.
– Выясняли потом, кто виноват?
– Нет. Тот водитель даже не остановился. Мы даже не знаем, кто это был.
– То, что 9 ноября был день рождения у вашего товарища по сборной, Константина Соколенко, не простое совпадение?
– Нет. Мы как раз возвращались с дня рождения. Сесть за руль было моей инициативой. Естественно, я чувствую себя виноватым. После той аварии ко мне сильно поменялось отношение со стороны некоторых людей. Я сам пересмотрел свои взгляды на жизнь.
– Какие сейчас у вас отношения с Лёвкиным?
– Мы с ним списываемся, общаемся по скайпу. Женька говорит: “Не переживай, это дело случая”. С его слов, он не держит на меня обиды, ни в чем не упрекает.
Последствия удара
– Ваша травма не была такой тяжелой, как у Лёвкина. Тем не менее вы завершили карьеру. Почему?
– Я сильно ударил ногу, прошел курс лечения, но страх остался. Причем не только к прыжкам. Я поднимался на трамплин, садился на лавку, но чувствовал себя неспокойно. Думал, что спустя какое-то время всё вернется на свои места, но этого не случилось.
– Раньше испытывал страх перед прыжками?
– Конечно. Случалось несколько раз на соревнованиях. Как-то на старых трамплинах упал на плечо два раза, и сразу появился какой-то страх. Если ветер выдувает лыжу, то падения не избежать, его можно только смягчить. Страшно падать на голову – может не выдержать шея. Вообще, чем меньше думаешь о возможном падении, тем больше вероятность, что прыжок обойдется без падения. Все прыжки делаешь на автомате, нужно только подготовиться психологически. У нас вообще непредсказуемый вид спорта. Многое зависит от того, куда подует ветер. Я часто падал, были травмы, достаточно серьезные. Ничего не ломал, но рвал связки плеча, колена, ступней. От этого никто не застрахован.
– Правильный ветер – это, по сути, “повезло – не повезло”. Какой процент общего успеха составляет везение?
– Погодные условия – это треть нашего результата. К примеру, без ветра я прыгаю 110 метров, с ветром – 125. Это, как минимум, плюс пять мест. У меня так однажды было в Турине на летнем Гран-при. После первой попытки шел, по-моему, 19-м (27-м. – Прим. ред.), а во второй – повезло с погодой. Все, кто прыгал после меня, при другом ветре показали невысокие результаты, и я в итоге поднялся на 13-е место.
Пустые трибуны
– Триумфом казахстанского зимнего спорта стали домашние Азиатские игры 2011 года – одно золото, одно серебро и две бронзы. Довольны были результатом?
– Командными – да. Все-таки выиграли серебро. Уступили только Японии, которая пусть привезла не самый сильный состав, но в нем были те, кто участвует в Кубке мира, а Фунаки – двукратный олимпийский чемпион 1998 года. Своим личным результатом доволен только наполовину. На большом трамплине я выиграл бронзу, несколько десятых балла уступив ставшему вторым Фунаки. Недоволен маленьким трамплином, на котором у меня всегда получалось лучше, чем на большом. Перегорел, и мне не хватило эмоций. С другой стороны, рад, что ребята из нашей сборной выиграли золото и бронзу.
– Когда в Алматы построили новые трамплины, говорили, что теперь казахстанцам не обязательно ездить на сборы в Европу – их теперь можно проводить дома…
– Нельзя добиться результата, тренируясь на одном трамплине. В Европе мы их постоянно меняем. На мой взгляд, наш большой трамплин похож на те, что стоят в немецких Оберстдорфе и Гармише.
– В Казахстане помимо Алматы где еще есть трамплины?
– В Восточном Казахстане (Карпенко родом из Риддера. – Прим. ред.), и, по-моему, все. Да и то там трамплины старые, построенные еще в советские годы, прыгать можно только зимой. Причем сами спортсмены и снег насыпают, и укатывают, и все остальное делают. Только в Алматы комплекс лыжных трамплинов соответствует всем стандартам.
– Главная проблема в Алматы – зрительская. Грустно видеть пустые трибуны на международных соревнованиях с участием звезд мирового спорта. Почему так происходит?
– У нас нет такой рекламы, как в Европе. Да, развешаны баннеры вдоль проспекта Аль-Фараби, а по телевидению или радио рекламы нет. Достаточно крутить небольшой ролик, чтобы люди хотя бы знали, что в Алматы проходят такие соревнования. Тем более что это происходит в выходные дни в городе, до трамплинов можно добраться на автобусе. Почему люди едут на “Медеу” или Шымбулак? Потому что знают, что они есть.
Получилось по-другому
– На Олимпиаде в Сочи Пчелинцев и Марат Жапаров не прошли на обоих трамплинах квалификацию и не попали даже в число пятидесяти. Это провал или закономерность?
– Для обоих прыгунов это была первая Олимпиада. Для меня, к примеру, в свое время это было большим психологическим стрессом. Когда внутри большое желание показать хороший результат, это, наоборот, мешает.
– Для вас первый олимпийский старт – на Играх-2006 в Турине – вообще обернулся дисквалификацией…
– Да, из-за не соответствующего стандартам комбинезона. Он был в поясе на один сантиметр больше. Хотя комбинезон шьется по форме тела – приезжают специальные люди, снимают мерку. Перед стартом я сам его замерял, все было нормально. Думаю, проблема в том, что не позволили бы пройти квалификацию сразу трем спортсменам из Казахстана. Было очень обидно – первая Олимпиада, и у меня получился неплохой прыжок.
– А последний свой прыжок помните?
– Это, по-моему, было в Викерсунде в Норвегии. Или нет, в Алматы на летнем Гран-при. Не запомнился, наверное, потому, что я был не в форме.
– Если бы знали, что он для вас последний, прыгнули бы с особым чувством?
– Да. Как правило, спортсмен к нему готовится специально. Из этого делают небольшое шоу. Я тоже хотел бы так завершить карьеру, но получилось по-другому.
На износ
– Довольны своей спортивной карьерой?
– В принципе, да. Но есть обида на то, что нас, спортсменов, не ценят. Это выражается, к примеру, в заработной плате. Другая проблема – я не алматинец, но приходилось жить не в квартире, а в вагончике. Раньше, при старом трамплине, была двухэтажная гостиница. Когда всё снесли, мы переехали в вагончики. Проект гостиницы-то есть, но ее самой нет. Неприятно и то, что слишком много обещают, “кормят завтраками”, ты выкладываешься, но ничего взамен не получаешь. К примеру, обещают поднять зарплату за определенный результат. Ты даешь его, но в твою сторону ничего не делается. Перед Азиадой обещали за медаль квартиры. Это большое подспорье, мы к нему стремились. Медали были, но нас попросили подождать. Это выбивает из колеи. Результата не будет, пока не изменится отношение к спортсменам. Нельзя их не ценить, разбрасываться ими.
– Ваш лучший результат на этапах Кубка мира – 19-е место. Многое пришлось преодолеть для его достижения?
– Я вставал в половине шестого утра, пробегал 10 километров, разминался, растягивался. После этого в девять часов у меня была прыжковая тренировка. На третье занятие мы выходили в обед. Вечером снова бегал, после чего шел в зал и работал над техническими элементами. В десять часов вечера без сил ложился спать. Друзья даже начали говорить, что я из-за спорта перестал с ними общаться. Но я физически не мог пойти в тот же кинотеатр. И я готов пройти этот путь снова. Не жалею затраченного на спорт времени.