Выгодно и безопасно?
В последнее время страна бурно обсуждает вопрос возможного размещения в республике банка ядерного топлива. Ученые и политики не раз заявляли: топливо, предназначенное для АЭС, не является отходами ядерного производства, это чистый, не “фонящий” продукт. Но немалая часть казахстанцев недоумевает: почему мы претендуем на размещение банка ядерного топлива? И есть ли другие желающие? На эти вопросы отвечает генеральный директор Национального ядерного центра Эрлан БАТЫРБЕКОВ:
– Желающих иметь у себя банк ядерного топлива – немало, это, например, Россия, Германия, США. Но Международное агентство по атомной энергии – МАГАТЭ – объявило специальный конкурс. Рассматривались многие аспекты: в том числе – страна должна быть не только политически стабильной, но и не иметь ядерного оружия. Соблюсти все условия не получается у многих государств. Так что на самом деле размещение банка – это престижный для Казахстана проект, выгодный не только с экономической точки зрения, но и с учетом политических дивидендов, которые получит наша страна.
Банка боимся, а добываем больше
– В банке ядерного топлива будет храниться от 20 до 70 тонн урана с небольшой степенью обогащения. Это по радиоактивной опасности аналогично урану, который добывают в республике, – добавил директор Института радиационной безопасности и экологии Сергей ЛУКАШЕНКО. – Причем в год объемы добычи составляют 17 тысяч тонн. На каждом руднике 50–70 тонн – это обычное количество поставляемой продукции. Поэтому с точки зрения радиационной опасности банк ядерного топлива и склад готовой продукции на руднике не отличается вообще ничем! Так почему мы должны бояться банка ядерного топлива и при этом спокойно относиться к тому, что страна из года в год наращивает объем добычи урана? Я понимаю, казахстанцы могут бояться того, что к нам привезут облученное топливо. Но об этом никто никогда и не говорил. Более того, завозить подобные вещества в нашу страну запрещено законом. А вот с теми веществами, которые предполагается разместить в банке ядерного топлива, усть-каменогорские предприятия работают уже 50 лет и переработали за это время тысячи тонн.
Где радиация есть, а где – нет
Не меньше дискуссий разворачивается по поводу земель полигона, которые собираются вернуть в хозяйственный оборот. Специалисты Национального ядерного центра заявили, что часть земель чиста от радиации, и жить здесь безопасно.
– Понимая, что передача таких обширных земель полигона на хозяйственные цели – беспрецедентный случай не только в Казахстане, но и в мире, мы привлекли Международное агентство по атомной энергии, – отметил Сергей Лукашенко. – Его эксперты провели детальную проверку и подтвердили: на тех землях, которые мы предлагаем вернуть, уровень загрязнения близок к уровню глобальных выпадений – то есть к природному фону.
Но народ скептически относится к тому, что места испытаний безопасны для жизни. Так, период полураспада йода-129 составляет 15,7 миллиарда лет, плутония-239 – 244 тысячи лет. Уран способен воздействовать на человека полтора миллиона лет. Куда же исчезли с полигона эти опасные вещества?
– Земли, которые мы собираемся вернуть, никогда и не были загрязнены, – заявил Сергей Лукашенко. – Территория полигона составляет 18,5 тысячи квадратных километров. Решение о его создании принималось в 1947 году. Представьте мысли людей 66 лет назад, которые шли в неизведанное. Поэтому земель попросили, как говорится, чем больше, тем лучше. Потому что никто не знал, что может произойти при испытаниях. А проблем с территорией в Казахстане не было. Поэтому участок выделили с огромным запасом. А теперь пришла пора посмотреть: не многовато ли тогда хапанули?
Ученые настаивают, что граница полигона не соответствует реалиям, и ситуацию нужно привести в соответствие с текущим радиологическим состоянием. Земли, которых не коснулось радиоактивное заражение, надо вернуть людям. При этом есть участки, официально не относящиеся к территории полигона. Но там тем не менее выявлены опасные уровни заражения. Их ядерщики предлагают изъять из хозяйственного оборота.
Тритиевая река
Тревожным примером участка, который официально находится вне территории полигона, можно назвать речку Чаган, в ее водах обнаружены радиоактивные вещества. Причем ученые выявили наличие в реке трития еще несколько лет назад, передали эту информацию в Министерство охраны окружающей среды с ходатайством объявить зараженную территорию закрытой. Но ведомство никак не реагирует на призывы ученых.
– Можно сказать, что нам повезло, что изотоп здесь “не страшный”, – говорит Сергей Лукашенко. – Но это не значит, что не нужно принимать мер. Тем более что Чаган впадает в Иртыш, а это чревато трансграничным переносом радиоактивных отходов. Но нам опять повезло – сейчас до Иртыша ничего не доходит. Однако решать вопрос необходимо. У Национального ядерного центра и Института радиационной безопасности и экологии нет полномочий изымать земли. Все наши шаги зависят от Министерств охраны окружающей среды и энергетики и минеральных ресурсов. Мы уже не раз во всех инстанциях говорили: ситуация с Чаганом не терпит промедления. Но решения со стороны соответствующих ведомств нет.
Атомно-исторический туризм
Столь же давно в стране ведутся разговоры: может ли Семипалатинский полигон стать местом для любителей туризма.
– Позиция сотрудников Национального ядерного центра – полигон должен быть включен в список всемирного исторического наследия ЮНЕСКО, – заявил директор Института радиационной безопасности и экологии. – Полигон – объект, достойный памяти человечества, это напоминание о большом этапе в истории человечества, пусть трагическом, но который дал всей планете большой урок. Мы готовы способствовать развитию туризма на полигоне. Но мы не являемся туристической фирмой, это не наша сфера деятельности. В 2006–2007 годах мы активно пропагандировали идею развития туризма на полигоне, но реализовывать это направление – не в нашей компетенции.
Семей