Гаишника того звали Рудольфом. Имел, значит, Рудик звание старшего лейтенанта и служил в должности государственного автоинспектора одного из городских РОВД.
Необходимо отметить, что с обязанностями своими он справлялся, в общем, неплохо. У руководства отдела была к нему лишь одна претензия – по поводу его дружбы с зеленым змием. Строго раз или два в неделю гаишник Рудик напивался в хлам, а потом обязательно приходил в РОВД и заплетающимся языком просил оперативного дежурного запереть его в свободной камере. Там он мирно спал до утра, потом же вновь приступал к несению службы. Естественно, что такое хобби не могло понравиться никому. Супруга, промучившись пять лет, подала на развод. А вот начальник РОВД последовать ее примеру не мог, уж очень этот старлей был полезен: и показатели выдавал, и “заносил”, что надо.
Поэтому на общих собраниях милицейского коллектива подполковник вынужденно ограничивался лишь показательными выволочками.
Поставив Рудика по стойке смирно, он орал на него: “У тебя дома есть ванна?! Так иди домой, налей в нее водки до краев, ложись и пей, пей!”.
Выслушав в очередной раз тираду, старший лейтенант обычно послушно кивал и клятвенно обещал наглухо завязать. Но проходило несколько дней, и начальство вновь находило его в камере для административно арестованных. Где, лежа на деревянном настиле в бессознательном состоянии, служивый мирно похрапывал.
…Получив прискорбное известие о кончине родственницы, Рудольф сильно расстроился и отправился к руководству с докладом. Так, мол, и так, скончалась тетушка, и теперь ему надо вступать в права наследства. Начальство покривилось от зависти, повыкобякивалось для приличия, но заслуженный отпуск старлею все-таки предоставило. Снял Рудик милицейскую форму, облачился в штатский костюм, сел на поезд и поехал к тетке на похороны.
Вернулся он лишь через месяц, злой и трезвый. Явившись в райотдел и доложив о своем прибытии и готовности приступить к службе, Рудик собрался уже уходить. Но тут начальник РОВД предложил ему обмыть наследство. От этих слов старлея вдруг всего передернуло. Поразившись такой реакции подчиненного, руководство обоснованно поинтересовалось: в чем дело? Тяжело вздохнув, старлей ответил, что больше не пьет. Его слова прозвучали для всех словно гром посреди ясного неба.
И гаишник Рудольф вынужден был рассказать, какой кошмар довелось ему пережить в поселке под Рязанью.
– Приехал я к ней в дом, а деревенские уже столы во дворе сколачивают, – начал он свой невеселый рассказ. – Попросили у меня денег на выпивку и закусь, чтобы тетушку помянуть. Дал, они сами сбегали, всё приготовили. Потом пришли старушки-соседки и принялись накрывать столы. Картошку там вареную в мундире, зелень, сало, мясо вареное, минералку и огромные бутыли с мутным самогоном. На столах возле каждой тарелки стояло по два стакана, большой и маленький. И когда меня попросили разлить самогон, то я, конечно, начал наливать его в те стаканчики, которые поменьше.
Увидев это, какая-то бабка закричала: “Куды самогон льешь, ирод? В большой лей, а маленькие – для минералки, дурень!”.
В общем, сели мы за стол, выпили за упокой души моей скончавшейся тетушки по стакану. А самогон у них градусов 60, а может, и больше! Выпил я второй стакан и больше ничего не помню. Очнулся оттого, что рядом кто-то скрипучим голосом орал песню. Открыл глаза и увидел, что лежу я на земле, а рядом валяются гости. За столом же сидел только один человек – бабка, которой на вид было лет под сто с одним-единственным зубом. Лихо опрокинув очередной стакан, она продолжала вопить пугачевскую песню: “Арлекино, Арлекино!..”.
Как выяснилось, после этого застолья Рудик попал в реанимацию с острым приступом панкреатита и после не брал в рот ни капли.