Миллион – сумма нормальная
– Можно ли снять хороший фильм за один миллион долларов?
– Можно снять “Книгу”. Весь фильм снят практически с одного дубля. На кран я смотрел как на полубожество, потому что денег не было, но это все дисциплинировало. Миллион – сумма нормальная, но в кино происходят непредвиденные расходы. В целом же на проекте было чересчур много везения. Я даже испугался в какой-то момент. Когда настолько зримо чувствуешь, как ветерок удачи дует тебе в спину, это рождает другую ответственность внутри тебя.
– Были ли установки “сверху”? Ведь на такие темы у нас еще никто не снимал…
– Изначально уровень наших отношений не предполагал диктата, я делал абсолютно все, что хотел. Другое дело, это была бы авантюра, если бы не было той команды, которая по милости Всевышнего собралась вокруг меня.
– Стал ли ты сильнее верить во Всевышнего после этих съемок?
– Тут градации нет. Либо веришь, либо не веришь. Скажу только, что моя мера ответственности перед Богом как человека возросла.
Хватило ума поблагодарить
– В чем для тебя принципиальная разница между верой и религией?
– Для меня вопрос веры – внутренний, а религия – это внешнее проявление. Религия – некий свод механизмов, которые унифицируют, а каждый внутри себя уникален. Мне хотелось заострить внимание не на религии, а на вере, на том, что происходит у человека внутри. Многие люди внешне очень религиозны и говорят так, что заслушаешься… Но как только речь заходит о простых вещах, кидают без зазрения совести. Для меня мерило веры и поклонения Всевышнему – это отношение к другому человеку как к венцу творения. Мало видеть Бога в себе, его надо видеть и в других, тогда будет вера. В советское время был атеизм, но из этой коммунистической безбожной идеи люди выносили хорошие дела. Младшим – давать подзатыльник, если они в шестом классе курят. Подходить к незнакомым на улице, если им плохо. У людей были проявления веры, притом что религии не было. А сейчас понастроили мечетей и храмов, все в крестах, в полумесяцах, а каждый второй только и ждет, когда ты опростоволосишься и тебя можно швырнуть на деньги, на квартиру, а то и закопать где-нибудь… В нашем фильме нет ни назиданий, ни принципиальных решений. Задача искусства не отвечать на вопросы, а задавать их правильно. Пусть каждый ответит сам, почему так происходит в жизни.
– “Книга” – это специальное или случайное попадание в тренд?
– Сейчас мода – поливать ислам грязью из всех щелей! Люди придумали исламский терроризм. Но ислам – это одно, а терроризм – другое. Для моего героя Коран является путеводной звездой, хотя самого Корана в фильме нет. Везде есть человек, который грешит, врет, но в его отношениях с Богом есть искренность. Самый грешный человек – тот, кто считает, что он свят.
Я пять лет жил в Москве, у меня ничего не было, негде было жить, не было работы, знакомых, я высыпался на кольцевой линии метро. Верил только в себя. И выплыл, выжил, вернулся сюда и в самом шоколаде (приятная репутация, хороший заработок, роман-бестселлер, двое детей). Что я сделал для этого? Ничего, кроме того, что был самим собой, никого не обижал и нашел в себе чуть-чуть ума поблагодарить Всевышнего за все, что есть. И тогда у меня щелкнуло – вот о чем надо снимать кино! Ни секунды не думал, будет это актуально или нет. Это была попытка разобраться в себе. Никакой погони за трендом, никаких мотивов продать кино подороже за счет ислама.
Пришел, куда надо
– Кто тебя консультировал?
– Я обратился в муфтият, в главную мечеть в Алматы, решил, что так будет честно – эти люди помогали еще и в организации съемок. Они сказали: “Да, Ербол, тут нет никаких расхождений с канонами ислама”. И для меня это было важно. Думаю, духовенство, мягко говоря, не в восторге от моего фильма, но это не я такой, это время такое (смеется).
– Сказывалось или, наоборот, помогало отсутствие режиссерского опыта?
– Думаю, помогало, так как у меня нет никаких штампов. Хотя, конечно, прежде чем снимать кино, я его некоторое время смотрел. И смею надеяться, что у меня есть вкус. Я не знал, как снимать, каждый день приходя на площадку, но знал, как не надо снимать, и это было главное! Мне актеры говорили: “Ербол, зачем этот жест? Это же маленькая деталь, никто не заметит”. За каждым жестом стоит определенная мысль, все это я тщательно выверял! И понял, что пришел туда, куда надо. Я не ощущал себя не в своей тарелке. Может, еще и потому, что на деле чувствовал поддержку со стороны студии «Казахфильм».
– Последует ли твое дальнейшее погружение в кино?
– Я дал себе обещание, что продолжу заниматься кино, если будет премьера на престижном фестивале. Если не будет, то найду в себе силы больше никогда этим не заниматься. Можно простить себе непопадание в Канны, Берлин или в Венецию, но непопадание на достойный фестиваль означает то, что на международном уровне ты ничего не сделал. Надеюсь на международный “выхлоп”. Я люблю заниматься тем, что могу. Если я пишу стихи – пойди напиши так же! Очень легко доказать, что ты поэт, – нужны бумага и ручка. Легко доказать, что ты музыкант, – нужны пальцы и инструменты. А чтобы доказать, что ты режиссер, столько вещей должно совпасть. У нас многие приходят в кино, чтобы побыть режиссерами. Я пришел, чтобы делать кино.
– И что прежде всего дал тебе первый собственный киноопыт?
– Я стал намного скромнее, кино сбило мою спесь. Кино дало понять, что один ты ничтожен. Все на «Казахфильме» спрашивают: а что он такой довольный по студии ходит? Я вообще к кино не имел никакого отношения. У меня ни одной снятой темы не было, а тут – полный метр. Есть что послушать, посмотреть и задуматься.