Обиды не держу
Сенсационная новость – режиссер Юрий Ханинга-Бекназар будет ставить спектакль в столичном Русском театре драмы. И это после грандиозного скандала, разразившегося в труппе несколько лет назад, бесконечных пресс-конференций, выяснений отношений актеров с главным режиссером театра, который в конечном итоге ушел “по собственному желанию”, громко хлопнув дверью! И что? Обида рассосалась, а время вылечило? Или в пику обидчикам? В эксклюзивном интервью нашему изданию режиссер решил рассказать обо всем откровенно.
…Юрий Иванович по‑театральному импозантен: черный макинтош, черный шарф, седина. Крупный, колоритный, “породистый”, по манере общаться – типичный шестидесятник: ироническая интонация, эпатаж, сарказм, готовность дать отпор, хотя на него никто не нападает. Потом вдруг спокойствие, мудрость. “Возраст”, как он говорит.
– Юрий Иванович, с каким чувством вы возвращаетесь в театр?
– Ну, наверное, ожидаемый ответ: “Мне было нелегко, обида душила”. На самом деле я обиды не держу ни на кого. Может, со стороны трудно поверить, глядя на мою угрожающую внешность, но это так. Я отношусь к жизни, как к игре, в которой проиграть невозможно. Это судьба. Она не может быть только безоблачной. Пару дней попереживал, конечно, но меня поддержала супруга. Я ей сказал: “Меня сдали все”. А она: “А я тебя не сдам никому. Я – твоя жена”.
Сейчас я благодарен такому повороту судьбы, потому что за эти годы успел многое сделать. Несколько лет работал режиссером в Национальном русском театре драмы имени Чингиза Айтматова в Бишкеке, поставил там четыре спектакля и полюбил этот город.
28 лет мечтал поставить спектакль “Пегий пес, бегущий краем моря” по Чингизу Айтматову. И где только я его ни планировал – не получалось. И вдруг все сошлось в Русском театре в Таразе. Там же буду скоро ставить “Бориса Годунова”. Затем поставил “Карагоз” Мухтара Ауэзова в Петропавловском театре. А теперь самое приятное в моей жизни – я вернулся сюда через несколько лет ставить спектакль “Плоды просвещения”.
Поучиться было у кого
– Что вы окончили?
– Театральное училище имени Бориса Щукина в Вахтанговском театре в Москве. Там было у кого поучиться режиссерскому ремеслу: Любимов, Эфрос, потом Табаков…
Мне ближе манера Любимова. Он формалист в хорошем смысле слова. И я понимал, КАК он делает спектакль. А когда я шел к Анатолию Васильевичу Эфросу в Театр на Малой Бронной, у меня кровь в жилах останавливалась от восторга. Но я не мог понять, КАК он это сделал. А вот спектакли Олега Ефремова мне были совсем не интересны. Актерская режиссура, реализм на сцене. Но мне еще надо магию какую-то. Хотя Ефремов гениальный актер и прекрасный организатор, его почерк мне чужд.
– Провал спектакля – это вина актеров?
– Ни в коем разе. Только режиссер за все отвечает. Это он выбрал данную пьесу, он назначил этих актеров. А вот когда удачно получается, актеры считают, что это их успех. Я их не переубеждаю.
– По Интернету гуляет ваша фраза: “Мы – фабрика по производству надежды. Обращайтесь. Недорого. С любовью. Юрий Ханинга-Бекназар”. О чем это вы?
– Это мои студенты запустили. Фабрика по производству надежд – это театр. Люди приходят сюда за надеждой, и мы должны ее дать. При этом за копейки – 300–500 тенге!
– Когда работаете над спектаклем, вы с ним живете круглосуточно?
– Нет. Я профессионал. Если я буду вести себя как безумный гений – с ума сойду. Я научился: с одиннадцати до двух я полностью в театральной стихии, а потом у меня начинается другая жизнь – мужа, отца, деда, преподавателя университета искусств. Подсознательно работа, конечно, идет постоянно.
“Скудоумный формалист”
– Кстати, в своих постановках вы позволяете себе вольничать. В “Женитьбе” Гоголя взяли и всех переженили, а действие “Ревизора” перенесли в… баню.
– Не вольничаю – соавторствую, адаптирую к современности. Я в этой манере ставлю уже давно. У режиссера должен быть узнаваемый почерк, и льщу себя надеждой, что я все-таки узнаваем. Хорошо это или плохо, не знаю. Одним очень нравится, другие плюются, но я только так могу. Вон в Петропавловске одна дама назвала мою манеру “скудоумный формалист”.
…Юрию Ивановичу явно нравилась хлесткая утонченность этой фразы. Он ее смаковал, неоднократно повторяя. А потом вдруг, прикрыв глаза, заверял, что стремится к душевному покою, и желаний у него осталось совсем немного. В последнее не верилось: темперамент режиссера то и дело прорывал плотину нашего спокойного разговора.
– Чем привлекли вас “Плоды просвещения” Льва Толстого, которые вы сейчас ставите в Русском театре драмы?
– Хочу вместе со Львом Николаевичем посмеяться над днем сегодняшним, над магами, над всеми этими “битвами экстрасенсов”, “венцами безбрачий” и прочей магической чепухой. У Толстого же в пьесе герои занимаются спиритизмом, духов вызывают, а я еще “натолкаю” в спектакль современности – мы будем танцевать, петь, смеяться. Думаю, старец не обидится.
– Спектакль – это шоу?
– Многие боятся этого слова, а я с годами понял, что спектакль – это зрелище. Поэтому бояться тут нечего.
– А как вы относитесь к обнаженной натуре в спектакле?
– Отрицательно. Уважаю свою жену, мусульманку по вероисповеданию, со всеми вытекающими отсюда особенностями. Я придумаю тысячи способов, как показать любовь, в том числе физическую, что даже раздеваться не надо. Иначе я не режиссер.
…Порой во время разговора Ханинга-Бекназар пытался эпатировать и, к примеру, поведал о том, что ему подарили звезду…
– Я не буду рассказывать, как это получилось, но у меня есть документы на руках, что в честь спектакля, который я поставил в Петропавловске, в созвездии Дракона названа звезда. Ее полное название: “Мухтар Ауэзов. Карагоз. Петропавловск”. И владелец, как пишут в документе, Юрий Иванович Ханинга-Бекназар.
…Началась репетиция. Юрий Иванович весь там, в процессе. Хотел пойти на перекур – забыл, попросил приготовить кофе, но выпить его некогда. Театральная фабрика готовила зрителю очередную порцию надежд.
Астана