Как Колобок в сказке
– Как долго вы писали “в стол”?
– Вообще не писала. У меня была смешная история: мы разговорились о жанровой литературе с другом, лирическим поэтом, и он сказал, что “жанровая литература легка для прочтения, но тяжела для написания”. И я имела наглость с ним поспорить. В результате написала свой первый роман – “Ставка на слабость”.
– Кстати, что он вам за это проспорил?
– Ничего, мне важно было написать до конца, поставить точку, и я была страшно горда, что смогла. Эта рукопись гуляла среди моих знакомых, в принципе я не видела из этого логического выхода. А он отправил ее в издательство, тогда еще не было электронных носителей, это была именно кондовая рукопись на бумажках. Мне позвонили и пригласили на встречу. В первый момент решила, что меня разыгрывают. Но меня спросили, могу ли я написать еще книгу. В этом кураже и эйфории я написала книгу “Тонкая штучка” за 28 дней. Это мой личный рекорд. Все получилось само собой, я, как Колобок в сказке, катилась куда-то и прикатилась.
Во Владимирский централ – на экскурсию
– Откуда у человека, который работал в детском саду, такие знания о криминальном мире?
– Никакого криминального мира я не знаю. Наверное, если бы вечный сиделец прочитал – ухохотался бы от того, что я там написала. Это мои фантазии, не более того, не надо это принимать как случаи из следственной практики. А потом, нормальной девушке разве интересно, как у них на самом деле?
– Но ведь читатель “покупается” как раз на достоверность, на детали…
– Вы верно сказали – детали. Ты можешь врать безбожно. Но если придумаешь какую-то реалистичную деталь, тебе поверят раз и навсегда, я всегда этим пользуюсь. Я человек очень хитрый и внимательный к деталям и людям.
– Прежде чем что-то описать в книге, вам важно это увидеть, потрогать?
– Знаете, меня приглашали на экскурсию во Владимирский централ. У нас же люди загадочные, им почему-то кажется, раз я пишу детективы, то в тюрьме мне жизненно необходимо побывать! Я провела там шесть часов и постоянно держалась за руку начальника тюрьмы, вопрошая: “А меня отсюда выпустят?”. Это тюрьма особого назначения. Ты входишь в длинный коридор, который простреливается с двух сторон, прежде чем открыть предыдущую дверь, за твоей спиной закрывают другую. Это так давит на психику! Сотрудники тюрьмы похвалились, что у них работают профессиональные психологи. И когда я спросила, кто больше обращается – кто сидит или кто работает, – мне ответили: работники.
– Образ этой тюрьмы отражен в ваших книгах?
– Это был очень серьезный эмоциональный опыт. Теперь, когда мне надо описать тревожное, жуткое ощущение безнадежности, страха, я моментально включаю воспоминания о тюрьме. Для автора очень важно уметь двигаться в пространстве. У меня практически в каждом романе (а их 70) – любовные истории, их же надо прожить! Если у меня сердце не бьется, то и ваше не забьется. А как я это сделаю? Бегать по улице и влюбляться в первого встречного? Это нелепость, да и мой муж не поймет. У каждого автора есть свои приемы, когда он может эти эмоции в себе настроить и получить нужный отклик.
“С собой мне не скучно”
– Получается, вы все время “берете” образы из себя?
– Я беру из окружающих – для того, чтобы знать, что кипятком ошпаришься, не надо его лить на пятки. Но если вы с легким налетом садомазохизма – плесните. Также с этими больницами и тюрьмами, есть категории авторов, которым надо потрогать, пощупать самим. Поэтому они лезут на Эверест. Это разные системы переосмысления и настройки своего организма. Замечательный писатель Жюль Верн, который рассказал, как люди спускаются под воду и путешествуют вокруг света, был кабинетным ученым. Он совершил единственное путешествие из Франции в Англию и то всю дорогу плакался, что ему неудобно. На его фантазии сидение в кабинете не сказалось. Ты входишь в созвучие того, что хочешь сделать. А если человек не может, хоть 150 раз води его по тюрьмам, получится репортаж, а это не художественная литература.
– Как вы эмоционально наполняетесь?
– Главное – поменять обстановку. Я обязательно уезжаю из родного дома, где долго сидела за столом и была погружена в свой мир. Моя семья знает и готовится к моменту, когда я сдам книгу.
– Вам требуется одиночество для восполнения сил?
– Одна я никуда не езжу, но не потому, что не любитель одиночества, как любому писателю мне самой с собой не скучно. Но странно женщине моего возраста путешествовать одной. К тому же я очень многого не умею. Муж смеется, мол, если меня оставить одну, то я умру с голоду, потому что не знаю, где у нас хлебный магазин. Он утрирует, но в принципе прав. Некоторых вещей в моей жизни нет. Иногда я теряюсь, когда меня спрашивают про метро, я там десять лет не была.
Главное – атмосфера
– По-вашему, в книге что главное – история, герои?
– Атмосфера. То нечто, что трудно объяснить словами. То, из чего рождается сплав автора и читателя. Потому что читатель всегда выступает соавтором. Книга – это просто бумага со значками, и, чтобы преобразовать ее в историю, надо вообразить этот мир. Мы впятером будем читать одну и ту же книгу – и наши миры будут разными. Почему люди так остро реагируют на экранизацию? Потому что каждый создал свое видение, когда читал, а киношники предложили другое, и это раздражает. История может быть закрученная, характеры потрясающие, но – не трогает! А может быть банальная история, ничего такого в героях, а трогает до слез. Как, например, “Жутко громко и запредельно близко” Джонатана Сафрана Фоера. История про мальчика, у которого умер папа 11 сентября, и он решил, что он оставил ему некую загадку. Естественно, он ищет связь с отцом, так скоро прерванную. Но это настолько потрясающая история! Я не могла ее прочитать быстро, мне надо было немного успокоиться, потому что сердце разрывалось от безумной нежности и сострадания к ребенку. Это одна из лучших книг нашего столетия.
– А на втором месте после атмосферы…
– Мне важно найти гармоничных героев, которые эту историю смогут рассказать. Начинается все с имени. Иногда настоящее имя появляется в середине процесса. И вдруг – раз! – и все срослось. Собственно, за эти озарения я свою работу и люблю, но надо быть готовым, что это не всегда бывает, а хочется быть все время в кайфе!
– Есть автор, который на вас повлиял?
– Много авторов, я только сегодня вспоминала Хемингуэя, он до сих пор для меня эталон информативного диалога. Автор некую предысторию не рассказывает авторским текстом на двадцати страницах, а вместо этого укладывает в диалог героя мысли, чувства, любовь. Если у Хема открыть любую страницу, потоками идут диалоги, он их очень любил, и я их люблю.
В поиске гениев
– Кого-то из казахстанских авторов вы читали?
– Мы сегодня смотрели памятники в городе, и я очень сожалела, что из программы убрали то, что мы называли национальными авторами. Я училась на филфаке, где обязательно читали и классиков, и современных авторов всех пятнадцати советских республик. Помню, что читала Абая. Мы же соседи, и какая-то пропаганда должна существовать. Если мы не знаем авторов – не знаем народа. А как узнать? Знакомиться на улице? Прочувствовать проще всего через искусство.
– Сколько времени вы уделяете чтению?
– Если я не пишу, то читаю. Я привыкла с собой таскать книги и, когда есть свободная минута, читаю. При этом очень мало смотрю ТВ. Как любое однобокое увлечение, это не очень хорошо. Читаю много молодых авторов, которые присылают мне свои рукописи. Не всегда это доставляет удовольствие. Но я читаю, потому что присутствует мысль: “А вдруг он гений, а я его прогляжу?”.
– С собой в Алматы какую книгу взяли?
– Айрис Мёрдок, очень ее люблю. И еще у меня детективчик лежит, новый шведский автор, после Стига Ларссона пошли сплошь шведы, сейчас его оцениваю.