до сих пор играют. Поэтому и выбор профессии не был слишком сложным: в детстве ей очень нравились красивые платья и шляпки с перьями.
Хочется советских пьес
– Самое яркое впечатление детства?
– Наверное, поездки на гастроли с родителями. Для театрального ребенка это обыденно: репетиции, спектакли, уроки за гримерным столом. Единственная радость – попроситься в реквизиторский цех, где есть самые разные украшения, а также шпаги-сабли, бинокли, каски. А когда говорят, что можно посмотреть, потрогать, примерить, – вот это счастье! Это такое детское театральное счастье, когда ты видишь, что мимо тебя проплывают дамы в старинных туалетах, в шляпах, с веерами.
– Вы говорили, что ваше амплуа – комедийная актриса, но всегда хотелось…
– Сыграть трагическую роль! До сих пор хочу. Мы недавно разговаривали с коллегами и пришли к выводу, что нам хочется простых советских пьес. Недаром советские фильмы любят смотреть все: и молодежь, и люди советской эпохи. Потому что советские пьесы – человеческие. Понятно, там было про колхоз и социализм, но там были человеческие отношения. И, наверное, не важно, будет это комедия или драма, хочется сыграть просто душевное, человеческое.
– Что для вас проще? Засмеяться или заплакать?
– Думаю, это равноценно. Актеры же учатся этому. Вопрос заключается в том, у кого что лучше получается. Наигранность сразу видна зрителю.
– Есть роль-мечта?
– Их много. Вот одну я уже точно воплощу, по возрасту: “Леди Макбет Мценского уезда”. У каждого актера есть что-то, чего он бы хотел, что близко ему по нутру. Но соответствует ли репертуарная политика театра твоему желанию? Если что-то очень хочется играть, можно уйти в антрепризу. Но она в Казахстане не развита. К тому же неизвестно, будет ли антреприза удачной.
За равноправие!
– А как вам сыгранная роль в картине “Эх, мужики”?
– Готового фильма я еще не видела, но читала сценарий, и он был хорош. Мне кажется, этот фильм на один раз: пойти, посмеяться. Скажу честно – это на потребу дня. И он тоже нужен. Не знаю, задумаются ли мужчины по поводу того, как они выглядят в этом фильме?
– Идея матриархата вам вообще близка?
– О, да! Не могу сказать, что я сильная, иногда могу поплакать. Но я очень жесткая. Чуть что не по мне – рычу. Так что с мальчиками я бываю груба.
– Но тогда никто даме руку не подаст, не поможет…
– Просто я всегда отвечаю за то, что делаю, и этого же требую от партнера. Это касается работы. Если человек может, но ленится – это не по мне.
– А в отношениях?
– Я и в жизни такая. Если я человеку что-то даю, то жду того же. То, что в фильме “Эх, мужики” показано, – не по мне. Я принимаю вариант равноценного партнерства. Если мы с человеком малознакомым идем в ресторан, то я сама за себя плачу. Ведь он точно так же напрягается на работе, зарабатывает. Почему я должна отнимать у него кусок хлеба, если сама тоже зарабатываю? Я за равноправие, такая советская девочка.
Реалистичный пессимист
– Как зритель, вы что предпочитаете?
– Хорошее. Меня привел в восторг фильм “Любка” по произведению Дины Рубиной. Потрясли и игра актеров, и режиссерские, и операторские находки. Для меня было открытием, что оператор так много значит в кино. Еще мне очень нравятся фильмы Алексея Учителя.
– Вне сцены вы какая? Добродушная дуэнья, веселушка?
– Однозначно – нет. Я реалистичный пессимист, больше созерцатель. Радуюсь, что пришла весна, счастлива, что здоровы все мои родные. Но эмоционального перехлеста, чтобы с криками, – такого нет. Правда, старшие коллеги-мужчины могут довести до истерики от смеха. Очень приятно, когда тебя воспринимают не только как актрису, но и как женщину. А ребята нашего возраста не сильно нас веселят. Старшие по-другому общаются: больше галантности, нежности, трепетного отношения к женщинам.
– Самая близкая роль в текущем репертуаре?
– Про абсолютную противоположность могу сказать: “Пижама на шестерых”. То, что я там делаю, – полная моя противоположность. Я не могу так тихо, скромно разговаривать, мило улыбаться.
Все бело и все чисто
– А какое любимое время года?
– Зима. Может, потому, что я какое-то время проучилась в Иркутске, где было минус 35, валенки и шубы. Зимой все свежо, все бело и все чисто. Хотя я и родилась летом, у меня зимой ощущение очень строгой чистоты. Люблю строгость. Черное дерево на фоне светло-серого неба и чистейший снег – это мое внутреннее состояние. Не признаю аляпистость. Хотя цветные вещи очень люблю.
– Вы предпочитаете чай или кофе?
– Кофе с молоком. Для настроения. Считаю, что чай создан для мирной, тихой, душевной беседы, когда ты сидишь, никуда не торопишься… А кофе – ядреный напиток, который придает жесткость: выпил – и рванул в бой.
– Любимое время суток?
– Я жаворонок. Для актера это трагедия. Шесть утра для меня – нормальное время. До девяти часов я переделаю все и дальше не знаю, чем заняться.
Повесить люстру – легко
– Вы хозяйственная?
– Да. Мне нравятся какие-то мужские занятия. Я дома сама положила кафель и этим горжусь. Дружу с электричеством, могу спокойно повесить люстру без мужской помощи. Меня это увлекает: дрелью просверлить дырочку, вставить гвоздик. Но мама меня научила шить и вязать. Я это тоже люблю и умею, но в охотку. Заставить меня насильно что-то сделать – трагедия с детства. Надо убедить – лень-матушка у меня есть.
– А уборка?
– Очень люблю стирать. Ручками. Я однозначно признаю стиральную машину, но иногда что-то находит: болезнь постирать ручками. Нормально отношусь к тому, что нужно пылесосить, вымыть полы. Точно знаю, где что лежит. На второй полке в желто-оранжевом чемоданчике – коробка от печенья, в которой лежит игольница.
– Вы любите праздники?
– Нет. Особенно большие компании. Я человек, который любит темноту: горит только бра, и шторки задернуты. Это не одиночество, а вариант уюта. Я больше люблю побыть одна. Не понимаю праздников большой компанией: максимум шесть человек. При этом это люди, которые близки по духу. Я теряюсь в большой компании, потому что не понимаю, для чего общаться так, чтобы через полгода долго вспоминать, откуда знаешь это лицо.
Приятный… шок
– Что для вас успех?
– Признание того, что зритель понимает, что ты делал три часа на сцене. Аплодисментов достаточно. Для меня приятным шоком было, когда впервые за мои 14 лет на сцене захлопали, когда я на нее вышла. Потому что героиню очень ждали: о ней говорили, но она появляется в середине второго акта. Это было приятно.
– Существует много мифов вокруг вашей профессии: зависть, безумные действия со стороны поклонников. С вами было что-то подобное?
– Я считаю абсолютно нормальным в театре слово “зависть”. Если ты смотришь спектакль, в котором ты не занят, и понимаешь, как бы ты сыграл эту роль, и ты завидуешь, то я считаю это нормальным. Это говорит о том, что есть потенциал и желание работать. Что до поклонников, то это очень скромные и милые женщины, которые благодарят. Пышные женщины особенно. Это бальзам на душу.
– У вас не было проблем с верой в себя?
– Тот, кто поступает в театральный институт, должен верить в себя. Дальше начинаются мучение и каторга, когда ты приходишь в театр. А в институте должен знать, что ты лучше всех.
Кто в театре самый главный
– Какие качества нужны актеру?
– Однозначно – незапоминающаяся внешность. Это дает больше возможностей для перевоплощения. Чем проще актер, тем он ярче на сцене. Но главное – большое желание стать актером. Если говорить образно, то актеры – это те слова и чувства, которые хочет донести режиссер.
– Внимание зрителей – это что?
– Иногда бывает такой момент, хитрость, о которой знают актеры, но не знает зритель. С двух сторон от сцены есть шторки. Когда спектакль еще не начался, а зал заполняется, из-за этих шторок можно поглядеть на лица. Я не знаю, как это объяснить, но ты видишь человека и понимаешь, что сегодня будешь играть именно для него. Это бывает редко, не каждый спектакль я подхожу к этой шторке. Но бывает… Ведь каждый вечер зритель абсолютно разный. Для меня, однозначно, самый главный человек в театре – это зритель.