Жанна Ахметова неоднократно в своих интервью (в том числе другим изданиям) заявляла о том, что расследование ведется необъективно и ощущается давление со стороны сотрудников Следственного комитета.
Мама Томирис Байсафы рассказала корреспонденту медиа-портала Caravan.kz о ходе расследования по делу о гибели ее дочери в апреле 2018 года в Москве.
Напомним, трагедия произошла 13 апреля прошлого года. 21-летняя казахстанка Томирис Байсафа во время перемены выпала из окна аудитории на четвертом этаже МГИМО.
Врачи провели несколько операций, но 3 мая 2018 года девушка скончалась в больнице.
По поводу гибели казахстанки в Следственном комитете России начали расследование по статье «Доведение до самоубийства».
— Насколько нам известно, вы недавно вернулись из Москвы от следователя, который занимается делом о гибели вашей дочери Томирис Байсафы. Расследование по делу сдвинулось с мертвой точки?
— Да, это так, я снова ездила в Москву. Судебные экспертизы проводились повторно. Мы ждем сейчас результаты экспертизы по переписке, которая велась между Томирис и молодым человеком и их общими друзьями, знакомыми в общем чате в одном из мессенджеров в смартфоне, который принадлежал моей дочери Томирис.
Судебно-психиатрическая экспертиза их переписки как раз может показать, кто из них в каком психическом состоянии находился. Может, это поможет внести какую-то ясность, но эту экспертизу до сих пор не провели.
Нам показали результаты других экспертиз, но их заключения меня не устроили.
Ситуационная экспертиза ничего не показала, что, конечно, странно.
По этому делу сменился уже четвертый следователь. И она (следователь — Прим.Ред.) пришла в ужас от того, что прошло столько времени, а еще ничего не сделано вообще. Есть показания свидетелей, которые видели, как он (Муртазали — Прим. Ред.) бежал из аудитории по коридору университета в порванной и оттянутой футболке. (Трикотаж имеет свойство вытягиваться, как на брюках в месте колен. — Прим. Ред.) А на экспертизе футболка лежит ровненькая, целая. Кстати, почему-то сданная на экспертизу через двое суток. По идее, при задержании Муртазали, как первого подозреваемого, сотрудники полиции должны были с него снять эту футболку сразу, а не через двое суток.
Очень много вопросов осталось без ответа. Есть моменты, которые настораживают и вызывают недоверие к расследованию. Например, они собираются повторно опрашивать свидетелей, хотя по прошлому году есть свидетельские показания, в которых черным по белому сказано о том, что кое-кто что-то видел, слышал. Есть люди, которые под протокол говорили, что «да, стояли под дверью и слышали стук, хлопок оконной рамы и потом крик»…
Да вот еще что: у Муртазали только в этом году взят образец волос для экспертизы. Хотя я писала год назад, что он, возможно, употреблял наркотики, а волос взяли, только когда он пришел на полиграф.
— Откуда вам известны такие подробности об употреблении наркотических веществ?
— Я тоже читала переписку в телефоне. В самом начале расследования следователи думали, что все прекрасно, и хотели закрыть дело на этом этапе. И они отдали нам, родителям, телефон и что-то из личных вещей Томирис.
Я сделала скрины всей переписки, все сохранила. Там по тексту в разговоре между ними в чате есть упоминания о наркотиках: мы сейчас с ребятами… Но я не знаю, какие по степени тяжести были наркотические вещества…
Еще я написала письмо президенту Дагестана. Пришел ответ, что оно на рассмотрении. Будем ждать.
Проверка на полиграфе тоже, к сожалению, не внесла ясности. Меджидов и его друзья проверку на детекторе лжи проходили почему-то тоже спустя год. Конечно, за это время их успели хорошо подготовить. И там они держались холодно и уверенно, так сказали мне в отделе комитета.
Когда его вызвали на данную процедуру, Меджидов явился туда спустя месяц. Что ему помешало прийти в назначенный срок, тоже остается загадкой.
А второй следователь Королева, которая тоже занималась этим делом — я читала протокол допроса, который она проводила -, вообще почему-то заняла какую-то непонятную позицию. Королева отвечала за Меджидова так, словно она ему мать родная: «Ты же этого не делал?», «Ты же ее любил?».
То есть она сама задала вопрос, сама ответила, сама рассказала мне, какой он хороший.
И вот дальше вообще началась какая-то путаница. Некоторые из свидетелей вовсе поменяли свои показания, кто-то вообще испарился куда-то… И началось: «Мы ничего не видели, не слышали», и все в таком духе.
Я обратилась в МВД России с просьбой о проведении новой ситуационной экспертизы. Надеюсь, что раз она будет независимой, и еще больше надеюсь, что многое станет ясно.
Во всей этой картине расследования почему-то осталась не замечена одна важная деталь: у моей Томпи были обломаны ногти на руках. Это значит, что она цеплялось за что-то или кого-то… Но и тут тишина…
Я снова подала прошение о повторном и доскональном исследовании. Остается только ждать.
— А что следователи насчет Меджидова говорят, как он реагирует на все происходящее, его эмоции?
— Он, как удав, четко говорит: «Я не мог, я ее любил». По словам следователя, он это говорил совершенно спокойным тоном, без дрожи в голосе…
— Муртазали Меджидов не числится в списке подозреваемых?
— Нет, конечно. Потому что он проходит по делу как свидетель, и дело до сих пор квалифицируется как «Доведение до самоубийства».
— Российские специалисты склоняются к версии, что Томирис покончила жизнь самоубийством?
— Они не склоняются, они на этом настаивают.