Редко, но встречаются еще в нашем суетном мире люди, которые не помещаются в прокрустовом ложе своего времени. Им тесно в слишком сером бытии. И торчат они из него немыслимым образом, до треска распирая рядовые будни локтями, коленками и сократовски сконструированными лбами. Их появление мало связано с условиями жизни, образованием и прочей жизненной разметкой, а потому они могут обитать в городе, в деревне, на выселках, в скитах – не важно где. И кажется, что им и места нет в нашем материально озабоченном мире. Уж слишком они “не такие”…
Поперек жизни
Родился Иван Петух, или Матвеич, как его называют знакомые, перед самой войной в белорусской деревне. И был он тогда Пятух. И отчество его звучало, как Матеевич. Это уж потом, когда паспорт нужно было получать, он решил сделать все “по-грамотному”. Сделал. Теперь смеется, мол, пальцем в небо попал. Петух-то по-белорусски – пивень!
Хозяйство было большое, мать тянула его одна, и пацан уже в пять лет был прочно приставлен к делу, почти наравне со старшими братьями. Говорит, мучений больших от непосильного труда не испытывал – просто не представлял себе другой жизни. “Надо” всегда было важнее “хочу”, “могу”, “выше смерти и выше горя матери”, как напишет он об этом позже в одной из своих книг. Деревня была “под оккупацией”. Смерть ходила рядом. Голод ходил рядом. Но аист прилетал каждую весну и вил гнездо на коньке их крыши. Это и было вечным.
Поскольку обуви у пацана не было, зимой на улицу он ходить не мог – сидел да смотрел в окно. Все подмечал и думал. Потом брал грифельную доску, белый карандаш и пытался рисовать то, что видел за окном.
Сейчас в доме Матвеича в Октябрьском висят картины из его детства: народ, идущий в храм, двор, в котором куры пьют из немецкой каски… Раньше на каске был фашистский крест. Потом повзрослевший сын уехал в Германию и женился там на немке. Когда молодые приехали в Октябрьское, Матвеич крест на каске закрасил. Из толерантности. Чтобы не будить в невестке ненужных исторических ассоциаций.
Аист на крыше
А еще он нашел подходящую корягу и вырезал из нее аиста. Установил его на коньке крыши, там, где к дому подходила путаница электрических проводов. Сосед через несколько дней зашел в дом. Слушай, говорит, Матвеич, у тебя птица в проводах запуталась на крыше – снять бы… Птица, даром что деревянная, а прижилась, и вот уже много лет народ на вопрос, как Матвеича найти, отвечает: “А вон туда идите. Как увидите дом с аистом…”.
Похождения Швейка
Разломы и интриги ХХ века пришлись аккурат по центру жизни Петуха. Он поработать успел шахтером в Донбассе. Выдвинуться по комсомольской линии. В армии послужить и дослужиться до прапорщика. Попасть в освобожденные секретари комсомольской организации. Он уже и заявление написал о приеме в КПСС. И кандидатом стал. Но посмотрел, как превращаются в номенклатурно-идеологическую труху комсомольская искренность, свежий патриотический порыв, и понял: в партии ему делать нечего.
Представляете, что такое в те времена было отказаться от вступления? Он разыграл это как по нотам, с уже пробудившимся тогда в нем талантом лицедейства. “Вступать не могу – не достоин!” – заявил он на партсобрании. И за столом воцарилась недоуменная тишина. Петух между тем коротко и красноречиво сослался на взыскание (“висел” на нем устный выговор за какие-то мелкие недоработки). Разубедить его не смогли. Но и явно наказать – тоже: причина-то вроде как уважительная.
Чисто швейковское умение “косить под дурачка” пригождалось Матвеичу в жизни не раз. И особенно в армии. Принятая им как свой путь в эпоху, когда офицерскую кость ее составляли фронтовики, к развалу Союза армия превратилась в машину очковтирательства. К тому времени Матвеич уже работал в Октябрьском, в райвоенкомате. До пенсии оставалось немного, менять жизненный путь было поздно. И тогда он начал свою первую книгу – “Похождения Швейка в райвоенкомате”. Книгу, в которой старался описывать драму жизни как комедию.
Вот, например, случай был. В жуткие девяностые, когда люди от голода и безнадеги рассыпающихся устоев как с цепи сорвались, он чуть не до сумасшествия довел местных хулиганов, “бомбящих” дворы односельчан. Тех была толпа – пьяных, ищущих легкой поживы. Он – один. Спрятался за поленницей – в женском затрапезном пальтишке, в платочке. Затесался незаметно в разгоряченные ряды компании и писклявым старушечьим голосом попросил “сыночков” помочь – не то “землицу отряхнуть”, не то “дать кровушки напиться”. Стоит ли удивляться, что наводящая страх на поселок компания с места происшествия в ужасе сбежала от “жуткой старушонки” и больше в этой части поселка бесчинств не устраивала.
Не от мира сего
Все, за что брался, получалось хорошо. Но во всем рано или поздно разочаровывался. И тогда он брался за что-то другое, а свидетельства прежнего пути и увлечения оставались. Так, как остались где-то в сарае живописные кисти и холсты, недописанный “Швейк” и дописанное “Учебное пособие для самоубийц”. Книга, которую сын Матвеича выставил на русскоязычном немецком сайте, и она побила рекорды по числу посещений. Видит бог, в минуты, когда человека посещают мысли о суициде, ему нужно это прочесть. Потому что после этой нетолстой книжки искать излишне простых выходов из непростой ситуации больше не хочется.
Но он не столько для других писал – для себя. Самопознание – его путь, усеянный кочками ошибок и заблуждений. Идти по нему трудно. Не столько физически – тут у Матвеича та еще школа! – сколько морально. Слишком часто приходится возвращаться из тупика. Слишком страшно, что старательно освещаемый им путь никому не пригодится. Его ведь до сих пор воспринимают примерно как инопланетянина. Не свежеприлетевшего, только что с неба, а своего, внедренного десятилетия назад.
“Я – обратная сторона Луны. Принимаю свет Солнца, впитываю его, а отражаю только в пустое пространство. Почему? Не знаю. Может, энергия нужна самой Луне?”.
Кто ответит ему на этот вопрос?
Ольга КОЛОКОЛОВА, фото автора, Костанай – Октябрьское