Свои воспоминания о войне, об осаде врагом города на Неве корреспонденту Caravan.kz рассказал участник блокады Ленинграда, ветеран совета блокадников Ленинграда в Алматы Сергей Понкратенков.
Понкратенков Сергей Иванович
— Вспоминаются события тех лет, как будто это было вчера, — начинает свою историю Сергей Иванович. — А столько прожито за это время, сколько сам чего натворил, скольким родным-близким помог, помог друзьям-товарищам, сколько мне помогли за это время.
— Как вы оказались в Ленинграде?
— Я родился на Смоленщине в далеком 1926 году. Я оказался сыном кулака, отца в 30-м году репрессировали, в 34-м его не стало. Так я потерял отца. В семье нас было семеро, я самый младший.
Смоленск
Старший брат, 1910 года рождения, в то время был моряком Черноморского флота. Поскольку он был сын врага народа, с флота его отчислили. И поехал он не назад домой, в Смоленск, а поехал в Ленинград искать счастье.
Ленинград
Брат устроился там, где-то в пригороде, грузчиком. И в 37-м, когда умерла мать, Павел взял меня к себе, а у него там уже была семья — жена и сын. Сестра наша Татьяна, которая была старше меня на два года, тоже приехала к нам. А жили в общежитии Октябрьской железной дороги, три семьи в одной комнате, десять человек в одной комнате, а комната всего двадцать четыре квадратных метра, в двухэтажном бараке на Митрофановском шоссе.
Ходил я там в школу. И вот подходило время учиться в восьмом классе, а в то время с восьмого класса полагалась плата за учебу. Сейчас уже не помню точно, сколько надо было платить, то ли сто, то ли двести рублей. Брат — грузчик, жена его — уборщица, семья – четыре человека, средств не хватает. Я задумался, что делать. И в это время был создан союзный Комитет трудовых резервов.
Я обрадовался, что смогу приобрести профессию и помогать семье. Это был 40-й год, мне было уже 14 лет. Взяли не сразу, сначала по зрению не проходил. Потом брат договорился, дошел до Смольного. Так я попал в ремесленное училище номер два Кировского завода.
Благодаря этому училищу я остался жив. Потому что в начале блокады я был зачислен во взвод бытового обслуживания. Мы по возможности продолжали учиться и изготавливали детали для танков, которые выпускал завод. Я учился на слесаря. В училище было организовано питание, я получал 250 граммов хлеба.
А моя сестра работала на фабрике «Скороход»… В ноябре или декабре 41-го ее нашли замерзшей, прислонившись к дереву, в сквере возле фабрики. Это мне рассказали уже после войны.В Алматы пройдет акция памяти, посвященная 75-летию снятия блокады Лениннграда
Умирали люди не только на улице, но и на заводах у станков, истощенные падали. В том числе и муж моей старшей сестры, трудившийся на второй гидроэлекстростанции. А следом, в марте 43-го года погиб мой брат Василий — Моряк Балтийского флота.
8 сентября 1941 года, когда начинается отсчет почти 970 дней и ночей блокады города, началось с бомбежки. Сотни самолетов эшелонами бомбили город. Главной целью было разбомбить Бадаевские склады с питанием. Насколько я знаю, там на полгода без завоза продуктов Ленинград был обеспечен всеми продуктами.
Расплавленный сахар пропитал тогда землю. Мы собирали эту землю, ее в котелках размешивали. И эта коричневая масса, когда оседала, была живительной влагой и спасала нас от голода. А мне с моим другом Алешкой Поповым удалось найти недалеко от места, где мы проживали, бочонок с компотом из сухофруктов. Мы разделили поровну находку, впоследствии удалось сохранить жизнь жене Павла.
Со мной было еще восемнадцать человек. Помимо работы на заводе, мы возили дрова на двух санях, трупы собирали на улицах, в нашем общежитии, привозили в госпиталь имени Володарского, который был на улице Стачек. Кирпичное здание в два этажа, туда и привозили мы наши находки. Пирамида из трупов складывалась в высоту госпиталя, к пирамиде из трупов были приставлены лестницы, и она все росла и росла ввысь…
Возили на этих санях покойных, сил нет, усталость, а нам кричат: «Подъем! А то пристрелю!». А при нем пистолет был ТТ, он нас бил до крови, мы поднимались и шли дальше! Давал отдыха пять-десять минут, а потом угрозами и матами поднимал, зато мы шли и продолжали жить!
Сестру мою некому было поднять с матами и без мата, она и примерзла. А если бы у нас такого командира не было, мы бы тоже трупами были.
Брата Павла эвакуировали в Новосибирск со стройбатом, а потом в Казахстан, в Усть-Каменогорск на цинковый завод.
Помимо того компота, который я оставил Пашкиной жене, мы нашли восьмикилограммовый ящик столярного клея, и из этого клея нам удалось сварить холодец.
А на вкус — как рога и копыта переваренные.
Еще когда война только началась, кто-то из ребят начал курить. Я тогда не пробовал, а когда на казарменное положение перешли, кое-кто курил уже какое-то время. Они говорили: «Вот покуришь — и уже кушать не хочется». И я стал покуривать. В то время были папиросы «Красная звезда», «Антракт», «Дамские пальчики». Когда папирос не стало, мы стали доставать из матрацев сено, скручивали и курили, конский навоз курили еще. На буржуйке стоял ведерный чайник, согревали воду, пили, и вроде не голодный. Вот так и выживали.«Я благодарна директору Госархива РФ Мироненко за то, что он поднял бучу о том, что подвига 28 панфиловцев не было» — внучка Панфилова Алуа Байкадамова
Однажды, когда навещал жену Павла в нашем общежитии, видел, как у солдата, везшего снаряд к батарее, на Митрофановском кладбище, лошадь упала. Он пошел за помощью, чтобы снаряды доставить и лошадь поднять. Пока он ходил, я видел, как люди из ближайших закоулков выходили с топорами, ножами, лошадь эту разобрали по частям. Я смотреть не стал, как все копошились вокруг еще живой лошади, и пошел дальше.
Возвращаясь как-то домой мимо завода «Красный треугольник», где выпускались резиновые изделия: галоши, противогазы и прочее, я попал под обстрел. Царапнуло мне ногу, легкий осколочек прошел сквозь ногу, пробило шинель, но я обошелся без медицинской помощи, обработал, все со временем прошло, затянулось.
— Вы встречали в блокадном Ленинграде казахстанцев?
— Казахи были там, конечно, как же?! Расклеивались листовки с известным стихотворением Джамбула Джабаева «Ленинградцы, дети мои», все это знали и чтили.
Вот такие эпизоды остались на всю жизнь в моей памяти.
Ярославль
Эвакуировали меня из Ленинграда в ночь с третьего на четвертое марта 1942 года в село Митровское Ярославской области. Нас через Ладогу пошло шесть машин, две прошли, а что с теми не знаю, может, ушли под лед. С марта по май 42-го нас там поднимали на ноги, откармливали.
Когда мы туда прибыли в теплушках, нас оттуда выносили на руках, потому что все были истощены, дистрофия у всех была, водянка. Хотя уже к тому времени хлеба в Ленинграде прибавили до четырехсот граммов. Опухшие от голода, отекшие, но во всяком случае живые.
Казань
17 мая 1942 года нас из Ярославля по Волге привезли в Казань. И устроили на машиностроительный завод номер 16, эвакуированный из Воронежа, Наркомат авиационной промышленности. Там я стал слесарем-сборщиком моторов М105, которые устанавливали на знаменитые легкие бомбардировщики.
В 1943 году я вступил в комсомол, конечно, умолчав, что я сын врага народа.
Усть-Каменогорск
Кончилась война. Я нашел брата, он оказался в Усть-Каменогорске (Казахстан).
Я прибыл в Усть-Каменогорск в 1946 году, опять к брату, у него вторая семья, а с той первой – война развела. А она всю блокаду продержалась.
Павел в 1954 году вернулся в Ленинград, я остался в Усть-Каменогорске. Окончил там строительный техникум, работал, потом окончил институт управления народного хозяйства, женился, вступил в партию. Много еще чего было. У меня 17 правительственных наград.
С 1946 по 1967 год я прожил в Усть-Каменогорске.
Алма-Ата
В 1967 году мы с семьей переехали в Алма-Ату. Квартиру получил от ЦК Компартии на Чайковского — Шевченко. Продолжал работать.
В 1986 году я вышел на пенсию.