Однажды в Караганду приехал министр культуры. Он родом отсюда. Его здесь знают, помнят. Работники культуры с надеждой пришли на встречу с ним. Артисты и музыканты робко пожаловались на маленькую зарплату. А в ответ услышали:
– О зарплате раньше надо было думать, когда профессию выбирали. Знали, куда шли.
Трагедия одного актера
Недавно в Караганде произошла трагедия. Молодой музыкант покончил жизнь самоубийством. Потрясенные артисты объявили, что не выйдут на сцену в знак протеста.
Сегодня администраторы культуры не хотят придавать этой трагедии профессио-нальный оттенок. Говорят, причины были чисто бытовые, личные. Но друзья уверены: в петлю их коллега полез от безысходности.
Ему было 29 лет. Зарплата – 17 тысяч тенге. Молодая неустроенная семья, ребенок. Ни один банк не давал кредит под такую смешную зарплату. Долги копились, а в перспективе “светили” максимум
25 тысяч, да и то лет через двадцать. Он предпочел петлю еще двадцати годам нищенского существования.
Творческие работники Карагандинского концертного объединения после случившейся трагедии сделали попытку привлечь внимание общественности. Музыканты академического симфонического оркестра и академического оркестра казахских народных инструментов впервые публично обратились к своим зрителям и слушателям. Рассказали о своей жизни, о своих зарплатах и обидах. И спросили: люди, мы вам нужны?
Ромео уходит в тамады
Вообще-то теоретически мы знаем, что наши местные артисты, музыканты, художники – народ небогатый. Но только заглянув за кулисы, по ту сторону сцены, можно увидеть, до какой степени небогатый.
Артисты тщательно оберегают свой мир, свой имидж. Зритель не должен знать, что у Джульетты заболел ребенок и его некому забрать из садика. Что Ромео в свободное от работы время подрабатывает тамадой на банкетах и корпоративных вечеринках.
Когда дирижер взмахивает палочкой и в зал льется прелестная мелодия Вивальди, разве кто-то из сидящих в зале может предположить, что флейта вышла на сцену с температурой, а от гобоя ушла жена?..
На памяти только один случай, когда артисты чуть-чуть приподняли занавес. Это было года два назад. Мы пришли на концерт симфонического оркестра. Была заявлена чудесная программа – Концерт Дворжака для виолончели с оркестром, солист – музыкант мирового класса Кирилл Родин.
Но нас встретила пустая сцена, а все музыканты симфонического оркестра сидели в зрительном зале. Удивленным зрителям объяснили, что несколько часов назад на этой сцене прямо во время репетиции от обширного инфаркта скончался ведущий музыкант. Фагот. Нельзя играть Дворжака без фагота. Нельзя играть на сцене, где только что умер коллега.
Но концерт все-таки состоялся. На сцену вышел один взволнованный Кирилл Родин. Профессор Баварской и Пекинской консерваторий свой единственный концерт в нашем городе посвятил памяти карагандинского коллеги. Почти три часа длился импровизированный соло-концерт знаменитого виолончелиста. Потрясенные зрители несли цветы, маэстро складывал букеты на сцену, аплодисменты долго не стихали.
Это был один из самых трогательных концертов, когда-либо состоявшихся в Караганде.
Но сегодня, после новой трагедии, я ловлю себя на мысли: а что если музыканты тогда отказались выйти на сцену тоже в знак протеста? Что они уже тогда хотели этим протестом сказать – причиной смерти их коллеги тоже стала зарплата 15 тысяч тенге. И чтобы выжить, они, музыканты, которым аплодировал весь мир, вынуждены бегать по копеечным выступлениям, играть за пару тысяч на презентациях, обслуживать бесплатно, за кормежку, вип-банкеты.
Или артисты надеялись, что все это мы услышим в траурной мелодии Шумана и в пронзительном соло Сен-Санса?
Но публика услышала лишь музыку.
Убивает безразличие
Александр Багрянцев, ведущий актер Государственного академического драматического театра имени М.Ю. Лермонтова, Алматы:
– Культура никогда не была высокооплачиваемой отраслью. Но все-таки такое пренебрежительное отношение сегодня трудно понять. Артисты могут выдержать многое, они могут играть голодные, жить на копейки, если будут чувствовать, что их любят, о них думают, о них заботятся. А когда им в лицо говорят: сами виноваты, знали, куда шли, так что теперь не жалуйтесь, – такое отношение убивает. По-настоящему. В буквальном смысле…
А ведь артистам много не надо. Хотя бы на словах покажите, что вы понимаете нас, сочувствуете нам, а не боретесь с нами!
Роль второго плана
Артисты понимают, что так дальше жить нельзя. Но никто не знает, как быть дальше. Что делать? Как и с кем бороться?
Для начала написали письмо в самые высокие инстанции. Деликатно свои беды и проблемы изложили:
“Наша зарплата – самая низкая в бюджетной сфере. Система и уровень оплаты дискриминационны и унизительны. Неуважительное отношение к нашему труду делает его непривлекательным, отталкивает талантливую молодежь и в конечном итоге разрушает культуру Казахстана…”.
Свои робкие просьбы в письме артисты назвали “наши требования”. Собственно, требований у них всего три: зарплату повысить, ежегодно индексацию проводить и балеринам разрешить на пенсию уходить в 50 лет.
Понимая, что у них в руках нет никаких инструментов шантажа, артисты в самом начале обращения заявили, что присоединяются к учителям, врачам и военнослужащим, которые сегодня начали борьбу за выживание. И если завтра учителя, врачи и военные объявят забастовку, артисты просят считать себя присоединившимися к ним. Бастовать в одиночку им нельзя. Ну в самом деле, что могут предпринять артисты в случае неудовлетворения их требований? Вместо комедий играть трагедии?
А артисты – люди наивные, но не глупые. И понимают, что их забастовку никто не заметит, разве что журналисты. Их протест нанесет боль только самим артистам. А зритель…
В крайнем случае, в каждом доме телевизор имеется.
Если театры умирают – значит, это кому-нибудь нужно
Иван Немцев-старший, ведущий актер Государственного драматического театра имени К.С. Станиславского, Караганда:
– Актер – профессия публичная. Он всегда на виду. И если по улице идет плохо и бедно одетый актер – это позор. Не знаю, больше для города или для актера – но позор. Помню, в Ачинске у нас была директором театра Елизарьева Раиса Федоровна, она и теперь еще жива. Так вот она была самым лучшим, ведущим директором театра по всей Сибири. Все для театра делала, все для актеров. На свои деньги покупала одежду артистам, брюки, пальто, чтобы не стыдно было по улицам ходить. Ведь зарплата была 40 рублей. Одевала нас. Потом по 2–3 рубля с зарплаты собирала.
Я с 15 лет в театре. Сейчас мне 61. Артистам всегда было трудно. Но все-таки в советские времена государство чаще вспоминало о нас. И маленькие зарплаты компенсировались чем-то другим. Были квартиры, путевки, какие-то льготы. Но самое главное – был зритель. Пусть даже половина была организованным зрителем, когда профком покупал сразу сто билетов на всю организацию, а дирекция выделяла транспорт на “культурное мероприятие”. Но в результате человек попадал в театр. И кто-то, пусть совсем небольшая часть, приходил потом еще и еще, становился постоянным зрителем. А сейчас делается все, чтобы театр умер, чтобы зритель забыл дорогу сюда. Взять хотя бы элементарный вопрос: транспорт. После спектакля ведь невозможно уехать, автобусов нет. Только на такси или на личной машине. Но в театр, как правило, ходят те, для кого такси – это непозволительная роскошь. У кого есть автомобили – посещают другие места досуга и отдыха.
Если театры умирают – значит, это кому-нибудь нужно. Нам остается только ждать, пока они вновь понадобятся.
Бухгалтер в культуре
Маргарита Здор, режиссер-постановщик, Алматы:
– В наше время театр брошен на выживание. Люди, которые еще остаются на сцене, совершают подвиг. Но сегодня они доведены до крайности. И сам театр в опасности. Из профессии уходят талантливые люди, потому что театр не может им дать достойных денег, стабильности. По своей зарплате мы можем судить, насколько мы нужны государству, поскольку государство – наш единственный работодатель. И сегодня такое впечатление, что государству мы не нужны.
Однажды я слышала, как бухгалтер одного из театров во всеуслышание говорила: если разогнать всю труппу и сдавать помещения театра в аренду, будет больше проку и пользы, чем ставить и выпускать спектакли. И вот такое впечатление, что этот бухгалтер сегодня где-то в Министерстве культуры работает. Рыночный подход к культуре, к искусству, к творчеству может сыграть страшную роль. Культура, конечно, окончательно не погибнет. Она восстановится. Но на это уйдут многие годы. А мы получим целое поколение, взращенное на суррогате.
Помните, в “Иронии судьбы” герои фильма размышляют о своей профессии, а героиня говорит: “Ошибки учителей, может быть, не так заметны, как ошибки врачей, но последствия могут быть одинаково страшные”. Гибель театра сегодня не так заметна, но последствия тоже могут быть страшные.
Это, поверьте, нелегко: знать, что актеры получают зарплату 15 тысяч тенге, и требовать от них на репетициях полной отдачи, делать спектакль в сжатые сроки. В Алматы все-таки у артистов больше возможностей подработать, не теряя специальности, – на телевидении, в рекламе. Но в провинции они – заложники своего таланта.
Актеры – люди очень деликатные, застенчивые. Они не могут говорить прямо о деньгах, громко заявлять о своих правах. Они даже забастовку объявить не могут. Кто заметит эту забастовку? Артисты могут рассчитывать только на диалог, на понимание.
Театр станет хобби?
Иван Немцев-младший, 24 года, артист первой категории Государственного драматического театра имени К.С. Станиславского, Караганда:
– Пару лет назад меня звали арт-директором в ночной клуб, ставить и выпускать развлекательные вечерние программы. Зарплату предлагали 100 тысяч тенге. Но я даже не задумался над этим предложением. Я тогда Дон Хуана репетировал, был занят в “Фанатках”, в “Средстве Макропулоса”. Вопрос ухода из театра не обсуждался.
Мама, папа, я – мы все актерская семья. И все трое к тому же на сцене одного театра. Актерская профессия – адский труд.
Но… Мой оклад сегодня – 15 тысяч тенге. Когда-нибудь, может, будет
20 тысяч. И я знаю, что это мой потолок на многие годы. Поэтому все актеры подрабатывают везде, где возможно. В школах, колледжах ведут кружки. Кто-то делает развлекательные программы. Кто-то – на свадьбе тамадой. Главный сезон – Новый год. Я дедморозил почти два месяца, последний заказ только недавно отработал. Повезло.
Но с каждым годом приходится брать все больше подработок, они отнимают много сил. И, боюсь, в какой-то момент они перекроют основную профессию, и театр превратится в хобби. Это страшно.
Зарплата молодого артиста областного театра – 14 898 тенге, без вычета налогов.
Артист высшей категории получает уже 23 тысячи тенге.
За звание заслуженного артиста Республики Казахстан полагается надбавка в два минимальных расчетных показателя (МРП), то есть 2336 тенге.
Итого: максимум, на который может рассчитывать артист в Казахстане на пике своей карьеры, – 25 336 тенге.
Это информация к размышлению для молодежи, которая сегодня стоит перед выбором: как распорядиться своим талантом?
Татьяна ТЕН, фото автора,Караганда