Численность населения в Казахстане восстановилась на прежнем уровне только в начале 1970-х годов. Такие данные были приведены в Facebook украинской журналисткой Юлией ПЯТЕЦКОЙ, передает Caravan.kz.
В своей публикации журналистка упоминает роман казахстанского писателя Елубая Смагула «Одинокая юрта».
«Сталин приказал принести курицу, пустил её по комнате и сказал: «Лови!». Голощекин носился туда- сюда, но не смог поймать. А Сталин — хвать, быстро ощипал её и снова пустил бегать. Было холодно, и озябшая птица сама прибежала в руки Голощекина. «Понял, как надо поймать казаха?» — спросил Сталин».
Е. Смагул, «Одинокая юрта»
Филипп Голощекин был назначен первым секретарем Казкрайкома в 1925-м, и за первые два года своего правления провел в Казахстане так называемый Малый Октябрь.
В посте журналистки упоминается, что Казахстан в целом считался краем нелояльным к советской власти, поэтому взялись за него сурово. Скот, отобранный для колхозных нужд, забивали на месте, поскольку конфискованные огромные стада невозможно было прокормить, имущество кочевых и полукочевых хозяйств под конвоем переправляли в точки оседлости. К 1933 году из 40 миллионов голов скота осталась десятая часть. Надо понимать специфику местности, где скот был зачастую основным источником пропитания.
«По различным оценкам историков, с 1931 по 1933 год в Казахстане от голода умерло от одного до трех с половиной миллионов человек. Изучив результаты переписи населения 1937 года, Сталин обнаружил вместо прироста существенную убыль и осерчал. Даже приказал расстрелять некоторых виновных. Голощекина тоже расстреляли. За троцкизм, перегибы и гомосексуальную связь с Ежовым. А в 1961-м реабилитировали. А в Казахстане численность населения на уровне 1926 года восстановилась лишь к началу 70-х», — пишет Пятецкая.
«На окраине Алматы, в ущелье Аксай, возле горной речки я выбрал малолюдное место, поставил чабанскую юрту, поселился в ней один-одинешенек. И прожил там три лета. Первая часть трилогии была готова зимой 1984-го. Я понес рукопись моим друзьям-издателям. Первая их реакция была — испуг. Вторая — глубокий испуг. Страх. За меня, за себя и за всех нас», — сказал Елубай Смагул о своем романе «Одинокая юрта»