В статусе надежды
– В Шымкенте мне сказали, что я зря пришел в театр: плохая дикция, нет фактуры, молод и бледен, – вспоминает Антон. – Только после того, как какой-то приезжий режиссер поставил меня на роль негодяя Кудряша в “Людях и мышах”, мне стали давать характерные роли. И уже перед переездом в Алматы я сыграл около сорока ролей за четыре года. Но в Шымкенте была другая школа, другая система. По-другому играли даже те спектакли, в которых я сейчас здесь задействован.
Я приехал в Алматы и поступил учиться на кинорежиссера, потому что на актеров уже не принимали. Но я принял участие в дипломном спектакле в прошлом году, после этого меня поставили играть Бабу-ягу в сказке “Василиса Прекрасная”. А когда сыграл несколько ролей, ко мне подошли и сказали, что я надежда отечественного театра.
– И как себя ощущаете с таким статусом – надежда отечественного театра?
– Запомниться легко: выйди на сцену, сними штаны – и все. Но запомниться, сыграв что-то правильно, – немного сложнее. Надо построить роль так, чтобы в главной сцене себя показать, но это должно быть в ключе спектакля и никуда не должно выбиваться… Был момент: приезжаешь в Шымкент, рассказываешь, где ты теперь работаешь, и к тебе относятся уже иначе. Это грело, конечно. Но быстро прошло.
“Всегда мечтал сыграть психа и алкаша”
– О вас пишут “молодой, но талантливый…”. Как относитесь к такому противопоставлению?
– Положительно. Мы в любом случае продаем молодость лет до тридцати-сорока. И надо сделать это грамотно, с толком, чтобы имя работало потом на тебя. Все это знают, это не открытие. И когда говорят “молодой, но…”, понимаешь, что человек делает что-то выше своего возраста. Меня это греет – значит, ты опережаешь свой возраст. Когда я в 21 год издал собственную книгу, тоже говорили “молодой, но…”. И пусть говорят! Потому что молодость быстро проходит. И тогда я уже буду пожилым, но… молодо выглядящим, например.
– Какие-то новые планки ставите перед собой?
– Всегда мечтал сыграть две роли – психа и алкаша. Потому что играется это на темпераменте, с бешеной внутренней энергетикой. Я имею в виду не банального алкаша, а когда человек пытается собрать себя по кусочкам, он не оправдывается перед обществом. При этом сам я никогда в жизни не пил.
– Вообще никакого алкоголя не употребляете?
– Я просто не пью. Очень много сталкивался с непониманием: актер и не пьет. Это очень обижает. В моем окружении немало людей, которые спились. Я видел, во что превращались люди, которых я уважал, которые были моими учителями, как менялось отношение к ним. Мне за них очень обидно.
Днем – театр, ночью – поэзия
– Расскажите о вашем участии в кинофильме – нашем ответе Борату…
– Публика увидит картину “Брат мой, Борат” в декабре-январе. Премьеру амбициозно планируется провести в Лондоне.
Надо сразу провести разделение насчет понимания картины – это не национальное кино. Ведь нельзя серьезно воспринимать, как Борат над нами посмеялся. Он просто сделал на этом деньги. А мы делаем имя на его имени и говорим, что Саша Барон Коэн заврался. Это стёб. Позиция режиссера очень грамотная – никакой политики… А так как я большую часть своей жизни провел в Шымкенте, то какие-то штампы взял из того, что в свое время там увидел.
– Вы продолжаете писать стихи?
– Я два года писал роман в стихах, недавно его закончил. С другой стороны, я недоволен некоторыми главами и переписываю их. Чтобы не было каких-то лишних слов, чтобы они были конкретными, четкими, как кирпичи… Я учился стихам, когда переехал в Алматы. Сейчас вынашиваю еще пару больших идей для других романов.
– Почему ваши романы непременно в стихах?
– Мне кажется, что проза довольно проста. Проза размыла себя, стала однобокой, никаких красок. Поэзия же – это огромная картина, “засунутая”, например, в четыре строчки. Настолько надо все спрессовать! Поэзия – это особый мир. Приходится работать на износ. Ночами пишешь и постоянно неудовлетворен.
– Когда же вы отдыхаете, если днем – театр, а ночью – поэзия?
– Хорошая фраза: “Лучший отдых – смена труда”. Когда останавливаюсь, меня убивает ничегонеделание. Не зря Конфуций сказал, что каждый день надо воспринимать как последний.
Шымкент – это казахстанская Одесса
– Я знаю, что в Алматы у вас поначалу далеко не все складывалось удачно…
– Я учился и работал на стройке. Спишь очень мало, душ два раза в неделю… Был момент, когда последние деньги пришлось отдать за общежитие, а на еду уже ничего не осталось. Алматы я поначалу жутко ненавидел.
Ведь, когда уезжаешь оттуда, где ты уже звезда и все шло по накатанной, а на новом месте понимаешь, что никому не нужен, есть отчего относиться к действительности недружелюбно. Как рыбу вытащили из аквариума. Мне не о чем даже было поговорить с людьми. При этом открылись изъяны во мне: выяснилось, например, что я многого не знаю. А если кому-то говоришь, что ты из Шымкента, – начинают переглядываться. Меня это обижало.
– Теперь смирились?
– Когда купил машину, обрел свой угол, встал на средний уровень, то подумал: Алматы – хороший город. Здесь очень свободно, можно быть независимым. А Шымкент – это Одесса, куда нужно ехать и писать сценарии, там много интересных вещей.
– Почему у вас несколько провокационная информация о себе на театральном сайте? Если без места рождения, то получается – холост, молод и здоров.
– А что бы я написал? Если бы мне кто-то рассказал, что он одновременно актер, занимается режиссурой и поэзией, то я бы не стал знакомиться с его творчеством. Это же на самодеятельность похоже. А в трех словах рассказать о себе невозможно. Поэтому и решил написать о себе самое главное – холост, молод и здоров.