Как сообщает AsiaTerra, милиционеры, прокуроры, судьи и представители районных и городской администраций совместными усилиями, с помощью подставных «правонарушителей» фабриковали дела о содержании притонов, после чего конфисковывали дома и квартиры арендодателей, объявляя их «орудиями преступления». И это, как говорится в информации портала, были не единичные случаи, а целая долговременная кампания, если и не санкционированная властями напрямую, то фактически ими поддержанная. Счет пострадавших идет, как минимум, на сотни. Минувшим летом некоторые из них, отчаявшись что-либо доказать в судах, обратилась в местные издания. Тогда-то и появилась возможность оценить масштабы «экспроприаций».
Согласно публикации, с 2014 года милиционеры начали отнимать у ташкентцев квартиры, объявляя их «притонами» и опираясь на поддержку судов, почти во всех случаях принимающих нужные им решения. В 2015 году, по рассказам пострадавших, отъем недвижимости происходил уже «как на конвейере».
25 апреля 2016 года УПК РУз был дополнен статьёй 2031, согласно которой имущество граждан, в том числе дома и квартиры, могло быть признано орудием преступления, и на него мог быть наложен арест (то есть, место преступления объявлялось орудием преступления). В сочетании со статьей 211 УПК РУз, это нововведение дало возможность местным «правоохранителям» приступить к изъятию приглянувшейся собственности сограждан в упрощенном, ускоренном порядке.
Пострадавшие делают акцент на том, что дома и квартиры для рейдерских захватов выбирались, как правило, в самых престижных районах столицы. Их часто сдают пенсионеры, одинокие женщины и люди, которым необходимы средства на лечение. Они и оказались главными жертвами милицейских «постановок». Стоимость квартир в этих районах Ташкента эквивалентна десяткам тысяч долларов, по узбекистанским меркам, это огромные деньги, то есть крайне привлекательная добыча.
Схема отъема была стандартной. Квартиру снимал приличный с виду человек или семья. Вскоре милиционеры находили в ней притон разврата, возбуждали уголовное дело и передавали его в суд. В ходе уголовного процесса правонарушителя привлекали к административной ответственности. Через несколько месяцев по протесту прокуратуры дело пересматривалось апелляционным судом, и квартира изымалась как орудие преступления. Об этом суде владельца, как правило, не уведомляли и о том, что его собственность ему уже не принадлежит, он узнавал только из судебного решения. Отобранные таким образом дома и квартиры обращались в доход государства, после чего поступали на баланс хокимиятов (администраций – Прим. авт.).
Что происходило дальше, объяснил сайт Uzmetronom: «Квартира или дом, обращённые в доход государства как орудие преступления, признаются выморочными и выставляются на торги в Госкомимущество по стоимости, слегка превышающей оценку БТИ, но раз в 10 дешевле рыночной. На торгах – подставные потенциальные покупатели, представляющие интересы заинтересованных лиц (милиционеров, прокуроров, судей). Торги проходят по одному кругу, цена увеличивается процентов на 15, после чего за отсутствием других предложений, квартира или дом отходят новому владельцу. Тот, едва переоформив документы на недвижимость, продает жильё уже по реальной стоимости. Разница – в карман принимавших участие в афере, за исключением зависимых от участников персон, вынужденно исполнивших роли посетителей «притона».
Из комментария заслуженного юриста Узбекистана М.Рустамбаева
Портал отмечает, что в большинстве случаев обвинения в содержании притона были безосновательными, поскольку для того, чтобы кого-то в чем-то обвинить, надо иметь законодательное определение преступления. Но понятие притона не приводится ни в УК, ни в УПК. Зато оно раскрывается в специальном «Комментарии к Уголовному кодексу Республики Узбекистан» под редакцией заслуженного юриста Узбекистана М. Рустамбаева, изданном в 2004 году: «Притон разврата – это любое специально приспособленное помещение (квартира, дача, коттедж, баня, сауна, гостиница и др.), предназначенное его посетителям с целью вступления в половое сношение или удовлетворения половой потребности в противоестественной форме. Обязательным признаком притона следует признавать СИСТЕМАТИЧЕСКОЕ посещение его посетителями для удовлетворения ими своих сексуальных потребностей за определенную плату».
Однако в реальной жизни ничего подобного не происходило: дела возбуждались и передавались в суд после единичного правонарушения, а чаще — его инсценировки. Судьи не требовали предоставления убедительных доказательств выявления притона, а дружно выносили заведомо неправосудные решения. Итог — квартиры конфисковывались.
Как уверяет автор публикации, на сегодняшний день эта проблема далеко не решена: милиционеры отобрали недвижимость у множества людей. Многие из квартир в настоящее время «зависли» — суды уже вынесли решения об их отъеме, но физически их настоящие владельцы всё еще в них проживают. Тем временем сотрудники хокимиятов пытаются выселить этих людей, не слишком, правда, напирая, а действуя с помощью тихого давления, без привлечения ненужного им внимания.
Также автор обращает внимание на то, что, за редкими исключениями, никто из хозяев квартир при обнаружении «очагов разврата» не присутствовал. Без них выявлялись притоны, составлялись протоколы, записывались «признания» задержанных, а судьи, после ожидаемого протеста прокурора, опять же без них, выносили не менее ожидаемые решения. Чтобы подвести квартиру под конфискацию, было достаточно, чтобы подставное лицо на какое-то время сумело в нее проникнуть.
По законодательству Узбекистана, каждому гражданину должна быть предоставлена возможность защиты своих интересов. Однако и судьи и вся правоприменительная система в целом намеренно лишали граждан этой возможности. Необходим пересмотр всех дел о конфискациях домов и квартир, по искам их бывших хозяев.