Илья Ильин дал большое откровенное интервью Sports.kz после оглашения вердикта о сроках его дисквалификации за употребление допинга. Четырехкратный чемпион Мира рассказал о том, как пережил уходящий год, и почему хочет пойти к новой цели — завоеванию золотой медали Олимпиады-2020 в Токио.
— Илья, вчера ты дал пресс-конференцию. Как все прошло, на твой взгляд?
— Хорошо. Я благодарен всем, кто пришел, задал вопросы. На многие из них я ответил — и стало легче. Потому что у меня все это было на душе.
— Вопрос коллег о том, не считаешь ли ты себя мошенником, тебя не обидел?
— Нет. А чего обижаться? Я таковым себя не считаю. Профессиональных спортсменов считать мошенниками — это, как минимум, неприлично после всего того, что они сделали или продолжают делать для страны.
— Но ты же не в первый раз сталкивался с подобными высказываниями…
— Три или четыре раза читал что-то такое в комментариях в интернете. Я не вижу смысла отвечать на это. Был этот вопрос. Да, это неприятно, но не обидно, потому что это неправда. Мы по двадцать лет пашем. Мы так отдаемся своему делу, что… Честно, не имеют права люди говорить такие вещи про нас. Может быть, есть прецеденты другие, но не со мной. Я пахал, как все спортсмены, которые хотят сделать многое для страны, и каждый видел мои победы. Просто загляните в прошлое, пересмотрите мои выступления… Поднимать по 30 тонн, каждый день чем-то жертвовать… По- моему, мошенники так не работают.
— Людей много, как и мнений. Самый адский комментарий в твой адрес, который прочитал за это время?
— Знаешь, я просто не воспринимаю такие комментарии. Человек абсолютно не из спорта, а просто говорит это ради того, чтобы сказать. Я не считаю это даже за комментарий. Это просто ляп человека, который совершенно ничего не понимает.
— За все это время тебя никто не обидел своими высказываниями?
— Ну, когда начинают говорить про то, что, вот, мы должны государству… Очень неприятно. Может, просто такие люди не понимают всего, что мы делаем. Как мы встаем по ночам, тренируемся ради каких-то больших целей, жертвуем очень многим. Травмы позвоночника, здоровье, протрузии по десять штук, грыжи, стертые колени… Какие еще могут быть вопросы к спортсмену?! На самом деле, мир спорта сейчас импульсивен и очень гибок. Сегодня ты виноват, а завтра могут вернуть медали — и что будет потом? Это же тоже надо учитывать.
— То есть, в теории, ты допускаешь такую кажущуюся невозможной мысль, что через несколько лет медали могут вернуть?
— Я верю в невероятную теорию, что когда-нибудь медали вернут. Были прецеденты, когда награды сначала отбирали у спортсменов, но потом решение пересматривали — и медали возвращались. Я очень верю в это чудо. Потому что чудеса делаем мы. У меня есть цель и стимул жить, чтобы каким-то чудом в будущем медали вернули. А если так и будет, как потом оскорбляющие сейчас по этому поводу люди станут смотреть человеку в глаза? Хотя, таким, наверное, по фиг будет. Если они сейчас так говорят о спортсменах… Мы работаем больше 20 лет, сколько людей смотрят, переживают. Сколько раз мы всей страной праздновали успех — и тут на тебе… Как минимум, неприятно, что для кого-то ты становишься «мошенником»… Даже если только для одного человека.
— Опиши мне день субботы. Как ты узнал решение о сроках дисквалификации?
— Я был в этот день в Алматы. Ночью пришло эсэмэс от президента Федерации тяжелой атлетики РК Жаната Рашидовича Тусупбекова. Он просто написал: «Поздравляю!». Я посмотрел полусонный, а мне надо было вылетать обратно в Астану. Просмотрел, подумал: «Ну, хорошо». Естественно, я понял, что есть решение.
— Сразу понял?
— Знаешь, меня плавно начало отпускать. И вот, ближе к утру, я просыпаюсь, у меня приподнятое настроение… Написал мне Омар Мустафин (генеральный секретарь Федерации тяжелой атлетики Казахстана — прим. автора): «Илья, как дела? Вы, наверное, в курсе». Я, естественно, ответил, что благодарен всей Федерации за проделанную работу. И утром уже мой телефон разрывался от звонков, эсэмэс… Прям как день рождения (Улыбается).
— Действительно, надо запомнить дату…
— Да, с души будто камень упал. Не могу не сказать о том, что мне позвонил Энвер Туркелери (в прошлом тренер-консультант сборной Казахстана — прим. автора).
— Интересно, — учитывая, какие непростые у тебя с ним были отношения…
— На самом деле, человеческие отношения с ним у нас всегда были хорошими. Просто… Ну, руку пожали, разошлись — и все. Мы созванивались. Я высказывал тренеру свои соболезнования, когда умер трехкратный олимпийский чемпион по тяжелой атлетике Наим Сулейманоглу, который был его учеником. Энвер Туркелери сказал, что сильно переживал за меня и рад. Так, пошутили друг с другом, пообщались. Я очень рад, что у меня остаются теплые отношения с ним. Ситуации бывают разные, а отношения должны всегда оставаться хорошими. Тем более, — с теми люди, которые меня вырастили. Я благодарен судьбе за то, что у меня есть такие наставники.
— Была ли какая-то реакция со стороны Президента Казахстана Нурсултана Назарбаева?
— Думаю, что Президент уже узнал об том. СМИ уже обо всем написали. Посмотрим, что будет дальше. Для Нурсултана Абишевича это тоже, наверное, приятная новость. Я ведь рос, если можно так сказать, на руках у Президента, у народа. У него очень много различных вопросов государственного значения, и я еще тут нарисовался со своими проблемами (Улыбается).
— Когда впервые после допинг-скандала Президент обратился к тебе и сказал о своей поддержке?
— На заседании Ассамблеи народов Казахстана у нас состоялась с ним небольшая встреча. Тогда Президент сказал мне: «Ничего, не переживай. Все будет хорошо, у тебя есть я, я тебе верю. Ты для меня — чемпион». Я был очень растерян. Каждое слово Нурсултана Абишевича для меня имеет большое значение. Это окрыляет, и ты уже говоришь сам себе: «Ну-ка, встряхнись! Нужно держаться до конца». Люди такого масштаба видят во мне потенциал, а значит, во мне что-то есть, и я должен это развивать, идти к цели.
— Этот разговор помог выйти из депрессии?
— Мне стало легче. Потому что я не понимал, в чем дело, откуда это и что происходит. Когда Президент сказал мне: «Для меня ты — чемпион», я еще раз понял для себя, что должен собраться, терпеть, ждать — и все наладится. Глава государства дал мне надежду.
— Почему ни на одной из этих встреч ты не сказал: «Помогите»?
— Потому что это вопрос, который касается исключительно спорта. Им должны заниматься спортивные функционеры, представители Министерства спорта и культура, Федерации. Мы на своем уровне должны были это решить. У Президента есть свои вопросы, которыми он занимается. Я очень надеялся, что у нас есть много хороших функционеров, которые взялись за спорт. И в тяжелой ситуации, и в моменты побед мы знаем, как нам преодолевать трудности. У нас есть огромная структура, большой, спортивный Казахстан. Почему у нас проблемы? Потому что мы — большая спортивная страна. Если бы мы были на уровне 35 места, то и проблем бы не было.
— Помнишь интервью Алексея Ни после Олимпиады в Лондоне, когда он произнес: «Четыре золотые медали? Мир нам этого не простит»?
— Да.
— Как показала история, Алексей Ни был прав?
— Человек знает, о чем говорит, имеет большой опыт, смотрит вперед. Алексей Геннадьевич показал, что где-то видит. Это говорит о том, что к его словам стоило прислушаться. Алексей Ни в тяжелой атлетике с 1992 года. Он знает кухню, детали. Поэтому он не просто так это сказал. Как бы кто-то ни относился к Алексею Ни, он — мастер в своем деле.
— Самое сложное, что тебе пришлось пережить за последнее время?
— Конечно, — развод. Тяжело…Я потерял в один момент сразу несколько платформ в своей жизни: карьеру, семейное благополучие. Разочарование наступает, когда понимаешь, кто есть кто. Начинаешь понимать те вещи, которые раньше не понимал. Я не могу открыто про это говорить. Жизнь всегда учит чему-то. И когда она бьет так больно… Но это все надо пережить, переварить.
— Были люди, которые тебя предали?
— Так я не могу сказать. Предать человека — это очень тяжелые слова, что-то большое. У каждого человека есть плюсы, минусы, идеальных не бывает. У каждого есть точка, до которой он готов терпеть… Человека ты можешь знать на протяжении какого-то времени с лучшей стороны, а потом происходят ситуации, где он — может, не по своей воле, — делает не то, что мне бы хотелось от него увидеть… Поэтому я не смогу слово «предал» приписать кому-то.
— Есть те, от кого ты ожидал, что они вступятся за тебя, а оказалось, что эти люди просто на подобное не решились?
— Да. На начальном этапе, когда понимаешь, что остаешься один…
— А ты остался один?
— Нет. Я просто не могу сказать о людях, что надеялся на них, но они меня оставили. Я знал и предполагал, как примерно все будет, поэтому относился к событиям проще. Да, мне было… Но я понимал: придет момент, когда я останусь один. И так было нужно, чтобы я что-то осознал. Конечно, мне тяжело, но в глубине души думал: «Ну, ты же знал, что так будет, не надо никого винить. Все хорошо. Держись, терпи и иди, становись сильнее, мудрее». Я просто сделал выводы, у кого какая точка максимума. С учетом этого я и живу.
— Два-три года назад множество людей выкладывали фотки в социальных сетях со словами: «Илья — мой брат». Казалось, что ближе тебя у них никого и нет. Но когда наступили тяжелые моменты, тех, кто пошел с тобой до конца, оказалось немного…
— Ну, как — немного? Полнарода пошло со мной до конца. Ты был со мной в эти месяцы. Макс вот тоже был рядом постоянно (Илья указывает на друга Максата, который сопровождал его во время нашей встречи — прим. автора). Я философски подхожу к этому. Не смотрю на тех, кто не пошел. Я смотрю на тех, кто со мной сейчас. Это будет благороднее и честнее. Тех, кто не смог этого сделать, я как-то уже и не помню. Надо идти дальше. Это же жизнь. Может, эти люди в будущем вновь появятся в моей жизни. Для меня человеческие отношения — это настоящая мудрость, искусство жить.
— Да, как сказал в интервью музыкант Юрий Шевчук: «Истина неуловима, как мыло в бане»…
— Это верно (Смеется).
— Вопрос с оплатой работы, которую проделали адвокаты, отстаивавшие твои интересы, закрыт?
— Да. Мне хотелось бы еще раз поблагодарить Конфедерацию единоборств и силовых видов спорта, Федерацию тяжелой атлетики РК за проделанную работу и максимальное содействие. Жанат Рашидович Тусупбеков постоянно звонил, поддерживал. Есть люди, которые все время были на связи.
— А были те, от кого ты не ожидал такой большой поддержки?
— Алексей Ни. Вернее, не ожидал, что он настолько сильно будет переживать, примет все так близко к сердцу. Мы были с ним на связи, и правильно будет сказать, что мы друг друга поддерживали. Потому что ему тоже было несладко. Звонит, спрашивает: «Как дела?», а я отвечаю: «Нормально». Хотя, что скрывать, — тяжело было. «Сами как?». Алексей Ни говорит: «Да дочки растут, кручусь, верчусь. Ты, Илья, давай, держись!». Что еще надо?
— Слышал, что в первые дни после того, как официально объявили, что у тебя отберут олимпийские медали, ты заперся один дома, и тебя долго не могли оттуда вытащить. Правда?
— Да, три дня провалялся дома.
— А дверь почему не соглашался открыть?
— Нет, все не так. Родители приходили. У меня было такое состояние, что никого не хотел видеть. Я просто хреново себя чувствовал. Мне было очень беспонтово. Просто было плохо.
— Это были самые трудные дни?
— Таких дней было достаточно. Даже когда в Бостоне учился. Ну, представь: я же уехал, убежал от себя. И хорошо, что там оказались друзья, учеба интересная. Но, все равно, когда просыпаешься один… Вот эти мысли — они тебя не покидают… Поднимается настроение, но внутри тебя это сидит. Нет полноценного образа жизни. Постоянно что-то гложет. Такое было. И ситуаций, которые нужно было переживать, несколько. Благо, одна из них разрешилась — известны сроки дисквалификации. Отлегло.
— Что помогло прийти в себя?
— Мысль о том, что надо вставать и идти в путь. Потому что нечего давать слабину, когда все и так хуже некуда… У тебя семья, дочь, люди, которые за тебя переживают, верят — и это постоянно подстегивает. Конечно, когда нет миссии — тяжело. Полтора года жить без цели… Люди близкие помогли, мама, папа, друзья, Миланка (дочь Ильи Ильина Милана — прим. автора).
— А Милана догадывается, как все обстояло в твоей жизни в последние месяцы?
— У нее там свои переживания на этом фоне… Маленький ребенок переживает. Сам понимаешь — нелегко…
— Она у тебя спрашивала про допинг?
— Нет. У нее редко папа ассоциируется с известным спортсменом. Да, дочь знает, что папа знаменит, чемпион. Но как-то я ее в этом смысле не балую. Милана ходит в школу, я к ней иногда прихожу. Конечно, больше она с мамой.
— Но наверняка одноклассники спрашивают ее об этом.
— Сложно сказать. Ребенок только во втором классе. Надеюсь, до нее это все еще не дошло. А так, в будущем у нас состоится серьезный разговор обо всем этом. Слава Богу, все заканчивается. Нужно создать ситуацию, чтобы моему ребенку таких вопросов не задавали. Я буду стараться быть успешным человеком, который что-то сделал для страны, для мира.
— Мы с тобой последний раз виделись на прошлой неделе — кажется, в среду. У тебя тогда все еще были серьезные переживания. Помню, как я говорил о том, что очень важно для огромного количества людей, чтобы ты пошел дальше и смог выступить на следующей Олимпиаде. Ты отвечал, что еще не готов. А на пресс-конференции ты заявил, что на 90 процентов поедешь в Токио. Что изменилось за эти дни?
— Я сказал, что готов физически выйти на помост.
— Но в среду у тебя были другие ощущения…
— Во-первых, наверное, — психология. Я тебе говорил, что тогда мое состояние было примерно таким — то Эверест, то Марианская впадина. Насчет своих возможностей и того, что могу выйти на пост, — уверенность есть. Мне 29 лет. Я еще не достиг своего максимума. Если говорить об этом, то готов тренироваться, идти дальше. Но, встречаясь с такими трудностями… Никто же не знал — может, мне дали бы и четыре года дисквалификации. Состояние было примерно таким: «Да, я могу, — но стоит ли?». Я, действительно, последние несколько недель уже начал думать, чем могу заниматься, если не спортивной карьерой. Хотел поговорить с руководством по поводу помощи в открытии зала тяжелой атлетики, где я бы мог тренировать людей, спокойно работать в этом направлении. Мысли были такими, что ждать — это хорошо, но надо уже делать что-то новое. А теперь ситуация такова, что, если будет возможность, — конечно, стоит попробовать. Но посмотрим, как все будет.
— Каков главный вывод, который можно сделать из всей этой истории? Карьера Ильина — карьера везунчика, человека, который побеждал, и всегда у него все получалось если не легко, то как-то уверенно. Но, как ты знаешь, везунчиков любят далеко не все.
— Просто если достиг хорошего уровня, нужно его держать, но это удается немногим. Всегда есть взлеты и падения, и к этому нужно быть готовым — вот урок. А когда идет спад, из этого вытекают и все последствия.
— У тебя нет страха вновь оказаться по ту сторону славы — как ты говоришь, в Марианской впадине?
— Нет. Не то, что нет подобного страха, — я оттуда еще не вылез. Надо собраться с силами, идти в путь, каким бы он ни был. Очень важно работать над собой, идти в ногу со временем. Тяжело переживать трудности, но когда ты к ним готов, то и преодолеть их проще. А когда это все сваливается тебе на голову словно снежный ком, то можно сломаться, — и это реально страшно, я очень этого боюсь. С другой стороны — этот страх мной и движет.
— До лета 2018 года ты не сможешь заключать профессиональные договора со спортивными организациями. На что ты собираешься жить это время?
— К примеру, 11 января намереваюсь провести в Астане свой семинар. Хочу дать людям что-то, рассказать о том, что пережил. Как профессионал, не исключаю, что буду проводить семинары для тех, кто хочет заниматься тяжелой атлетикой. Я делал подобное в США — там заработок небольшой, но это было мое, мне было интересно, был счастлив, что тренирую людей, поднимаю штангу вместе с ними.
— На тренировки, подготовку этого хватит?
— Нет, естественно, — мне придется выбирать. Займусь развитием своего английского. Пока есть возможность, я буду это делать. Конечно, у меня нет таких заработков, как раньше. Плюс есть обязанности перед семьей, родными. Буду искать. Уверен, у меня хватит знаний, чтобы себя прокормить — даже без спорта. Есть правило: если заниматься постоянно чем-то три-четыре года и делать это хорошо, то всегда можно добиться успеха.
— Ты записал недавно трогательное поздравление ко дню рождения мамы. И там ты произнес: «Я очень стараюсь, мама, стараюсь быть хорошим сыном. Не знаю, как получается, тебе, конечно, судить». Показалось, что ты ощущаешь какую-то вину перед родителями?
— Когда ты годами не видишь родителей — а они за тебя переживают. Когда ты ломаешь руки-ноги, с грыжами позвоночника приходишь домой, не можешь даже сидеть на месте, когда ты в депрессии, и еще недавно был молодцом, а сейчас полный негатив, — они, знаешь, как переживают?! И они всегда рядом. Я тоже ребенок для моей мамы, со своими минусами, которые видят только родители. Сколько приношу добра, столько и переживаний. Поэтому я так и сказал.
— Возвращусь к нашей предыдущей встрече, которая состоялась на прошлой неделе. Ты мне рассказывал о переживаниях и был далеко не так позитивен, как сегодня. Но затем случилась очень сильная сцена, когда к тебе подошла совершенно незнакомая апашка и сказала: «Айналайын Илья, аман бол, барлығымыз сені қолдап жүрміз». Это был самый яркий показатель того, что ты как минимум не зря умирал все эти годы на тренировках. Часто подобное случается?
— Конечно, поэтому я и благодарен нашему народу. Встают, подходят при виде меня, — понимаю, они тоже переживают. Ты, в общем-то, это и сам видел. Иногда думаю: «Блин, ну, за что так?! Я же просто спортсмен, который делает свою работу». Уважение людей для меня дорогого стоит. Я максимально открыт ко всем. Благодарность — это тоже воспитание, и его также надо воспитывать. Ты, вот вспомнил про апашку, которая к нам подошла. А еще совсем недавно сходил на «Тұсау кесер», дядька меня видит: «О, Илья, как дела? Че там, как у тебя? Решилось? Молодец, тебе надо!». Ты пару минут назад спрашивал, почему у меня все так быстро меняется. Потому что сначала я иду и думаю: «Да ну все к черту! Кому я там нужен в этой тяжелой атлетике?! Буду завязывать». А потом встречаются люди, как мой дядька, который переживал за меня. Или вот как Макс, или как ты. Люди видят меня и говорят: «Извини, родной мой, но тебе надо! Ты еще молодой. Бизнес — это все ты еще успеешь, было бы здоровье. А вот эти три года у тебя в жизни могут быть только один раз», и я начинаю понимать, что должен попробовать, потому что потом это можно просто не вернуть. А когда говорят: «Давай! Надо доказать!» — знаешь, как это бьет по самолюбию? А, казалось бы, — кому что доказывать после двух Олимпиад?! И эти качели постоянно. Была негативная ситуация, теперь все изменилось. А сейчас мысли такие — почему бы и нет, если все будет хорошо? Пока еще ничего не ясно. Просто я же не проигрывал никогда. А проигрывать не хочется. И если я туда пойду, то только выигрывать.
— Ты проиграл лишь однажды. Но не на помосте…
— Был бы на помосте — я бы не проиграл. А проигрыши нужны всегда, потому что за победами всегда есть и поражения. Чтобы дойти до цели, нужно многое принять на себя, перетерпеть.