По данным комитета по статистике, на селе в Казахстане проживает 7,5 миллиона человек. Это чуть меньше половины населения страны, или 43 процента. Из 9 миллионов человек экономически активного населения треть (то есть больше 3 миллионов) проживает вне городов.
Понятно, что не все они работают непосредственно в сельском хозяйстве. Тем не менее доля села в ВВП Казахстана, по итогам 2016 года, составила 7,8 процента. Это такой общий и косвенный показатель эффективности труда на селе. Заработная плата сельчан – самая низкая по стране: в среднем 68,1 тысячи тенге в месяц. В строительстве это 160 тысяч, на транспорте – 172 тысячи, в добывающей промышленности – 322 тысячи, в банках – 272 тысячи. Это цифры не абсолютные, а относительные. Но они хорошо показывают разницу в оплате труда.
При меньших доходах траты также должны быть меньше. И статистика тоже это очень хорошо показывает. На образование средний горожанин в прошлом году потратил 4 тысячи, селянин – 1,8 тысячи тенге. Разница в 2 раза. На свое здоровье: горожанин – 2,5 тысячи, селянин – 1000 тенге. В 2,5 раза меньше.
Ну и как итог всего вышесказанного: доля бедного населения на селе тоже выше, чем в городе. Всего доходы ниже прожиточного уровня имеют 5 процентов граждан страны: 4 процента из них проживают в селе, и лишь 1 процент – в городах. Как увеличился разрыв в доходах между бедными и богатыми в Казахстане за 1 квартал 2017 года — Инфографика
В общем получается, что село в нашей стране бедное, неэффективное, молодое, необразованное, не обремененное заботой государства в виде развитой системы образования и здравоохранения. Более того, если вдруг в Казахстане село пропадет, то город этого особо и не заметит. Сейчас 40 процентов продуктов питания страна покупает за рубежом. Довести до 100 процентов очень легко. Более того, за счет изъятия бедных из статистики рядовой житель страны станет даже богаче.
Почему так происходит?
– Главная проблема развития села – развитие города, – уверен депутат мажилиса, член комитета по аграрным вопросам Айкын КОНУРОВ. – Правительство страны взяло курс на урбанизацию. Городам и повышению качества жизни в них уделяется больше времени. Большая часть программ развития направлена туда. Здесь проще и дешевле добиться ощутимого результата. Значит, внимания селу не хватает.
Легче и дешевле построить одну больницу в городе, набрать 30 специалистов, которые будут обслуживать 30 тысяч человек. В условиях сельской местности, чтобы обслужить такое же количество людей, нужно построить 3–4 небольшие больницы, найти 50–60 врачей, причем широкого профиля. Это было доказано при реализации президентской программы “100 школ, 100 больниц”, успешно заваленной областными акиматами…
Это же правило отразилось в программе “Развитие регионов” 2013 года – главное внимание уделяется не развитию села, а городским агломерациям, их упорядочению и управлению.
– Это происходит от безответственности тех, кто пишет, а затем и исполняет эти программы. Это касается и министерств, и местных акиматов, – считает Айкын Конуров. – Они за результаты работы никак не отвечают.
В самом начале своей карьеры депутата он проанализировал состояние сельскохозяйственной техники. Оказалось, более 80 процентов тракторов, комбайнов и грузовых автомобилей требуют замены. Недавно его “молодые” коллеги провели такой же анализ и пришли к такому же результату – изношено и требует замены 80 процентов техники. Несмотря на все вливания бюджетных денег и помощь, ситуация не меняется.
Все последние программы по развитию села и агропромышленных регионов затачиваются на банковский и квазигосударственный сектора, уверен депутат. Это главные выгодополучатели, а никак не крестьяне. Как следствие, производительность труда на одного занятого на селе в 4 раза меньше, чем в среднем по республике.
Упущенный шанс
Противоречивое отношение Астаны к селу показывает история с производством пшеницы в стране.
Среднегодовой урожай зерновых в РК – 17 миллионов тонн. Внутри страны мы потребляем 9,5 миллиона тонн зерна: 3 миллиона на продовольствие, 4 миллиона на фураж, 2 миллиона – семенной фонд, 0,5 миллиона – на пиво и спирт. Все остальное – 7,5 миллиона тонн – на экспорт.
Самый простой путь – продавать зерно. Этим путем экспортеры шли до 2008 года: мы быстро наращивали поставки, пытались отвоевать старые рынки и выйти на новые. Но региональные производители всегда переигрывали наших купцов, предлагали лучшие цены, высокое качество, продуманную логистику. В итоге мы стали “запасным игроком” на рынке: Россия вывозит свое зерно в Европу, мы замещаем дефицит внутри России. Или поставляем зерно в несезон в Турцию, их мукомолы перерабатывают его на муку и уже под своим именем продают наш хлеб в арабские страны.
Этот опыт подсказал путь развития: правительство ввело субсидии для экспортеров муки. Огромные ресурсы позволяли надеяться, что Казахстан станет главным поставщиком этого продукта для региона. Более того, пару лет наша страна была крупнейшим экспортером муки в мире. Но падение курса рубля завалило эти мечты: наши южные соседи переключились на российских поставщиков.
Казалось бы, это повод развивать дальнейшую переработку зерна. Вывозя хорошее сырье, мы взамен покупаем продукты его переработки: крахмал, сиропы, патоку, кормовой белок, витамины, клейковину, ферменты.
Средняя цена 1 тонны зерна – 200 долларов. Экспортная выручка от продажи 1 миллиона тонн пшеницы – 200 миллионов долларов. Крахмал стоит в 3 раза дороже зерна, клейковина – в 4 раза. При переработке этого же объема пшеницы выручка вырастает под полмиллиарда долларов. Плюс отруби на корма.
Средний завод по глубокой переработке зерновых окупается за 5–6 лет. Создаются новые рабочие места, растет спрос на наших специалистов. Это было бы реальным импортозамещением и экспортноориентированным производством. Но для наших финансов это слишком большой срок.
Уже в новой программе развития АПК до 2021 года решено отказываться от этого ресурса. Главная цель – диверсификация. Посевы зерновых должны постепенно сократиться с 12,4 до 10 миллионов гектаров. Взамен увеличатся площади под масличные и технические культуры. Правда, снова без оглядки на переработку.
Программы есть, толку нет
– Вы заметили, что новые программы по АПК появляются сразу с приходом нового министра? Пришел Мамытбеков – подготовлена программа “Агробизнес-2020”. Пришел Мырзахметов – сразу начал говорить, что с не его программой все плохо, – замечает Айкын Конуров. – Президент ему прямо указал на провалы. Тогда МСХ спешно разработало новую программу под себя. Поставило новые приоритеты – укрупнение мелких хозяйств, развитие кооперации и переработки. Но когда будут результаты – непонятно. Кто ответит, если результатов не будет? Тоже непонятно. Местные исполнительные органы, на которых повесили создание кооперативов, прямо рисуют их на бумаге. Отчетность есть, есть статистика, которую можно проверить. Но итогового результата в виде хлеба, мяса, молока нет. Это приписки и мертвые души.
Например, была разработана программа развития экспорта мяса. Она была принята при Ахметжане Есимове. Потом Асылжан Мамытбеков в парламенте клятвенно обещал ее исполнить. Но в итоге экспорт составил 10–12 тысяч тонн. Еще неизвестно, какого происхождения это мясо, из какой страны.
– Последняя вменяемая программа развития АПК была написана при Есимове. В ней я видел себя: как мне работать, каких целей достигать, – рассказал “КАРАВАНУ” президент Союза зернопереработчиков и хлебопеков Казахстана Евгений ГАН . – Я понимал, о чем идет речь. Это был живой документ. Были, конечно, спорные моменты. По этому поводу мы говорили с Ахметжаном Смагуловичем. Была масса исправлений. Но сама программа была организационно-техническая. Потом финансовая. Следующие программы стали больше финансово-организационными. Хлеб всему голова? Нет – головная боль!
Изменение характера документов очень точно отражает квалификационный уровень сотрудников министерства сельского хозяйства. В МСХ власть “захватили” юристы и финансисты. Они знают законодательство, а не сельское хозяйство.
Поэтому всякий вопрос решается не с точки зрения эффективности, а техники его решения. Главная проблема – как новое ляжет в существующую нормативную базу и систему. А не то, какой эффект это может принести. Если все легко решается и ничего в параллельных документах менять не надо, то вопросы решаются очень быстро. А если надо что-то менять, то и решение буксует. Даже когда выгода очевидна.
– При рассмотрении программ развития в МСХ нет комплексного системного подхода. А это связано с отсутствием среди чиновников профессиональных и опытных специалистов, – считает руководитель союза. – Например, мы предлагаем сократить производство муки: а к чему это приведет? Кроме сокращения экспорта это приведет к резкому сокращению кормовой базы. Баланс по кормам меняется, надо что-то решать и здесь.
– Я прихожу к мысли, что в МСХ надо иметь департамент экономического анализа. Например, принимают отраслевую программу. Ее эффективность должны проанализировать не общие экономисты МиНЭК, а узкопрофильные специалисты по АПК. Это ненормально, что общественная организация с численностью в три человека должна давать предложения министерству, которое сидит на 15 этажах.
Алматы