После работал в разных точках мира, сегодня живет за границей, откуда видны огрехи на нашей “пашне”. Как не изобретать ничего нового в культуре, но при этом избежать вторичности, – в его откровенном интервью “КАРАВАНУ”.
Вплоть до 2005 года ученик Байсы был в команде с Линдой. На каких только площадках не выступал, в Кремлевском дворце съездов, в ночных клубах Лондона и Нью-Йорка… Однажды в Киеве на Певческом поле на концерт пришло около 400 тысяч человек, это рекорд в истории русскоязычной эстрады. Мухтар вспоминает, что из Москвы его вынудило уехать отношение милиции к “нерусским”. Далее начался сеульский период – в Южной Корее он работал в разных оркестрах, играл сольно, обучал детей. В начале 2011 года Мусинов провел концертный сезон в Симфоническом оркестре Индии, NCPA Мумбаи, там же руководил школой юных скрипачей. Во время прохождения зимних Олимпийских игр в Сочи работал с DJ Нуждиным.
Сегодня Мухтар живет в Черногории, в обычном селе, говорит, что выбрал побережье Адриатического моря по состоянию здоровья и занят своими проектами. Один из которых – Международный фестиваль Индии, в Алматы он заехал, так как изменилось расписание гастрольного тура.
“Он натурал”, – сказал Фадеев
– Говорят, Линда планировала воссоединение того “золотого” состава?
– Мне пару лет назад об этом написали, но с тех пор никаких сигналов не было. С командой мы общаемся. Я ничего не тороплю, у Линды последние 7–8 лет состав из иностранных музыкантов, потому что она сейчас живет на Кипре. С ней я работал 10 лет, начиная с самого первого концерта в 1995 году в Ледовом дворце Санкт-Петербурга. Перед тем как принять меня в коллектив, продюсер Макс ФАДЕЕВ устроил мне прослушивание, я должен был сыграть импровизацию на восточную тему. “Он натурал”, – сказал тогда Макс. С тех пор я открывал концерты Линды этой мелодией Питера Гэбриэла, а закрывал – мелодией “Айттым сәлем, Қаламқас” Абая.
В 1995 году вышел альбом Линды “Песни тибетских лам”. Я и был на сцене таким вот ламой в религиозной одежде монаха-кришнаита. Когда мы в 1999‑м приехали на концерт в Алматы во Дворец спорта, я открывал его на чистом казахском, чем шокировал и радовал собравшихся. У Линды играл не только на скрипке, а больше двигался в подтанцовке в “живых” концертах, участвовал в записях как бэк-вокалист, снимался в клипе “Танец под водой”.
– Почему вы не стали поступать в консерваторию после обучения в Байсеитовской школе, большинство ведь так и делает?
– В школе я играл уже программу консерватории, потом это было при Советском Союзе, и таких возможностей, как позже с частным предпринимательством, антрепризой или фрилансом, не было. Моя тетя играла в Государственном симфоническом оркестре, я смотрел, как это делается, кто трудится, и не хотел быть частью той жизни. Там сидели люди, у которых на артистических костюмах на коленях пузыри были – до того они разношены. Как в такой атмосфере трудиться? Я окончил биофак КазГУ. Но в конце концов все равно стал музыкантом. В университете меня оставили на второй год – я забросил учебу, работал в “Казахконцерте”, потом сидел на пульте у “Дос-Мукасана”, был диджеем на дискотеке “Полиграфист”, в дискоклубе КазГУ. Тогда крутили музыку на катушках и виниле.
– Расскажите, чем вы сегодня занимаетесь?
– У меня очень скромные потребности, я вегетарианец, не пью, не курю и не ставлю себе цель купить яхту, например. Таких понтов, к счастью, нет. Разведен, детям своим помогаю, насколько могу, старшая дочь учится в Индии, младшая будет скоро поступать – кстати, на журфак. Купил ей квартиру в Беларуси. Делаю аудиокниги на духовные темы, некоторые из них прочитаны в ролях. Я считаю, что это гены моего деда Сералы КОЖАМКУЛОВА (народный артист КазССР, Герой Социалистического Труда. – Прим. авт.) проявились. Он был артистом театра и кино, первым режиссером Казахского драматического театра и одним из его основателей, я у него в семье воспитывался. Озвучиваю книги по индуизму, которые существуют на русском языке. Я бы мог и на других языках это делать, но фактически профессии меня учили в Государственном доме радиовещания и звукозаписи в Москве, у нас была передача, которая транслировалась от Дальнего Востока до Прибалтики на радиостанции “Смена”, в этой студии записывались знаменитые актеры старшего поколения, висели мемориальные таблички. И те же редакторы в тех же студиях меня учили произношению, ставили голос.
– Когда вы стали кришнаитом, как это восприняло окружение?
– Я был послушником, обучался в храмах Индии 6 лет, соблюдал целибат. Когда познаешь духовную чистую жизнь, это дает тебе возможность быть выше многого. Мы учимся видеть людей по их качествам, просвещенный человек не позволит себе выпадов, с какой бы культурой он ни сталкивался. Обычное образование не означает культуру и интеллигентность, это не одно и то же. Да, конечно, некоторые друзья дали мне духовную литературу, другие друзья или родственники не могли этого понять. Кришнаиты – мои братья и сестры, а не лунатики и не сектанты. Это обычные законопослушные граждане страны, практикующие свободу вероисповедания, гарантированную Конституцией.
Искусство крутиться
– Были ли комментарии в ваш адрес, что вы могли бы продвигать казахскую культуру, но выбрали свой путь?
– Я люблю Казахстан и казахскую культуру. Когда работал в Южной Корее, где провел 10 лет, у меня было порядка 40 учеников по классу скрипки. Я их обучал, в частности, на сборниках казахской музыки, которые составила моя тетя, профессор консерватории Балым Кожамкулова. Когда это возможно, я с удовольствием исполняю казахскую музыку, говорю на языке, представляюсь, откуда родом. Я играл много мировой музыки – таких мелодий, как у казахов, просто не существует, они не несут слишком восточного колорита, они открыты простору души, и это соответствует географическому положению – между Азией и Европой.
В моей жизни таких обвинений я не слышал никогда. Люди с узкими взглядами облегчают свое существовании наклеиванием ярлыков окружающим. Когда ты дал какое-то фиксированное определение личности, то гарантировал себе зону комфорта. Людям надо просто расширить свое мировоззрение, стать частью мировой культуры, и тогда все внутренние конфликты с другими культурами и религиями естественным образом исчезнут.
– Как это сделать?
– Когда появится гражданское общество, когда люди будут осознавать себя гражданами, личностями и знать свои права и обязанности, а также духовные законы мироздания. Я надеюсь, что рано или поздно люди в Казахстане смогут открыть свои мысли и сердца всему хорошему, что приходит. Не принимать национализм за национальную идею. Практиковать язык, который является ключом любой культуры, развиваться без перегибов. Сейчас, к сожалению, люди частично опустились на уровень инстинктов и вещей, которые в нормальных условиях считаются недостойными, а здесь являются искусством выживания, искусством крутиться. Когда я узнаю, что бизнесмены из соседних стран приезжают в мой родной город, как в ближайший, где можно развлечься с красивыми девушками, меня это оскорбляет.
Про народные сантименты
– Вы следите за тем, что происходит в казахстанской музыке? Какое впечатление сложилось?
– Что касается местной попсы, есть талантливые люди, но иногда я будто попадаю на другую планету – все почти вторично и непонятно на кого направлено. Где творчество, например, Талгата САРЫБАЕВА, Еркеша ШАКЕЕВА или подобный уровень? Нужны личности, нужен достойный материал, а не только эксплуатация народных сантиментов. Что касается классической музыки, то все происходит на достойном уровне, но этого мало. В Корее в каждом городе существуют десятки симфонических и народных оркестров – от любительских до профессиональных. У нас их можно все сосчитать на пальцах двух рук. Эту часть нужно заполнять и давать народу духовную пищу.
Мы видим поколение, которое создало это государство, оно в нищенских условиях прозябает, и люди, которые владеют огромными знаниями и навыками, существуют в унизительных условиях. Это уничтожение генофонда.
Та молодежь, которая сейчас учится в вузах без связи с тем генофондом, мало стоит для меня лично. Они должны общаться со старшим поколением, пока те живы, и не изобретать ничего “нового” в смысле культуры. Культура существует, если существует традиция.
– Какой вы видите нашу общественную жизнь?
– После падения советской коммунистической идеологии достойной замены на территории бывшего Союза не появилось. Очень разный менталитет у нас с западными людьми, мы не имели частной собственности на средства производства, пасли скот, работали на бая. А когда находишься “под баем”, ты вынужден вести себя скромно, не выпячивать свою личность, отсюда склонность прятаться за другого и зависть. Эта психология – неспособность широким взглядом смотреть на происходящее – передается генетически, к сожалению. На Западе всегда приветствуются предприимчивость, развитие личных качеств, гибкость мышления, открытость всему.
Потом в условиях, когда родо-племенная структура и своячество дублируют молодую демократию, простым людям и правда жить нелегко. В таких условиях личная скромность казахов и уважение к старшим становятся инструментами манипуляции.
Болезненные процессы, которые сейчас происходят в обществе, в том числе и появление религиозного фанатизма, – это следствие отсутствия позитивной идеологии. Казахи – степняки, которые никогда не строили городов, и у них не было в традиции регулярного посещения мечети. Это привнесенная культура. Как они сумеют найти компромисс между генетической культурой и мусульманством… Надеюсь, что это будет достойным образом сделано.
Те люди, которые находят нишу в религиозных сектах, фанатики, это такие же души, как и мы с вами, они тоже стремятся к светлому. Но им сумели внушить идеи, за которые они готовы отдать свои жизни. Мне их очень жаль, религия без философии, без знаний – это фанатизм. А философия без эмоциональности, без связи с Богом – это сухое умствование. Я всем сердцем хочу, чтобы все достойные религиозные течения в Казахстане развивались на равных правах, чтобы во главе их стояли достойные личности, чтобы они помогали государству в укреплении духовности, духа народа и заполнили эту идеологическую нишу. Так уж устроено Всевышним (так уж устроен человек) – если он насыщен духовно, материальные проблемы ему легче преодолеть.
Алматы