И так – ежедневно из года в год до самой смерти. Казалось бы, что может быть хуже? Но более 70 процентов приговоренных к пожизненному заключению или смертной казни предпочитают такую жизнь расстрелу.
В когтях “Черного беркута”
Только за ноябрь 2016 года к пожизненному лишению свободы (ПЛС) или смертной казни, что в казахстанских реалиях одно и то же, приговорены восемь человек. До этого в камерах “пожизненников” уже находились 126 осужденных. Все они состоят на учете у психиатра, причем у восьми из них наблюдаются достаточно серьезные расстройства. Способны здраво рассуждать и контролировать себя лишь 15 процентов осужденных к пожизненному лишению свободы. Такие выводы сделали независимые эксперты в ходе исследования, проведенного Региональным представительством Международной тюремной реформы (PRI) в Центральной Азии.
– На протяжении всех 25 лет человек содержится в камерных условиях, где он просто деградирует. В разговоре с ними уже чувствуется психическое отклонение очень сильное. Они даже теряют элементарно словарный запас, – делится выводами этого исследования эксперт по вопросам уголовно-исполнительной системы Игорь МИРОШНИЧЕНКО.
Такие выводы специалист делает не с бухты-барахты: именно он когда-то сам перестраивал колонию “Черный беркут” под Житикарой в Костанайской области для приема этой категории осужденных. Он же был одним из авторов действующих правил содержания пожизненников. И он же принимал первых заключенных. Сейчас, как признался эксперт, у такой категории осужденных наиболее остро стоит вопрос медицинского обеспечения.
– Из тех 25 человек, с которыми я разговаривал ранее, восемь уже состоят на учете у психиатра. У одного из них идет, мягко говоря, активная стадия. Сейчас это проблема для администрации учреждения. Они не знают теперь, что с ним делать, и вынуждены назначить из числа тех же пожизненно осужденных санитара, который ухаживает за этим психически больным, – рассказывает Игорь Мирошниченко.
Со справкой на волю
Впрочем, нет в “Черном беркуте” возможности предоставить психиатра и другим осужденным.
– Житикара – маленький городок, всего 30 тысяч население. Там для гражданских лиц нет медицинских специалистов нормальных, не то что психиатров. Сейчас из Житикары освобождаются со справками о том, что психиатрическое лечение и лечение от наркомании не оказаны. Пишут в справке, что приговор суда не исполнен в этой части, потому что нет специалистов, – поведал “КАРАВАНУ” эксперт.
При этом в колонии есть медицинское оборудование для проведения операций, но пользоваться им некому.
Другая проблема, которую породил излишне строгий режим камер ПЛС, – это недоступность образования. По закону оно заключенным как бы положено, но, во-первых, кто же из рядовых преподавателей училищ согласится туда идти, во-вторых, посещения запрещены из соображений безопасности. Таким образом, никто из 126 человек, приговоренных к ПЛС, не трудоустроен. У половины вообще нет никакой профессии.
– Необходимо изменить внутренние инструкции. Те инструкции, которые были введены ранее, мы перегнули чуть-чуть, мягко скажем. Надо дать им такие же права, как любому осужденному, и не выводить их в отдельную какую-то категорию особо опасных преступников. Я вам скажу, что нарушений они совершают намного меньше, чем даже обычные осужденные, которые совершили менее тяжкие преступления, – резюмирует Игорь Мирошниченко.
Дайте свет в конце тоннеля!
Между тем главная идея существования колоний – это исправление осужденных и возвращение их в общество. И пожизненное лишение свободы – не исключение. Так, уже в 2025 году в Казахстане, возможно, выйдет на свободу по условно-досрочному освобождению один из приговоренных к ПЛС.
И этот факт вызывает уйму вопросов у юристов и правозащитников: сколько лет он должен состоять на пробационном контроле? Чем будет заниматься после освобождения и как в колонии к этому событию его будут готовить?
Председатель общественного совета МВД, директор НИИ уголовно-процессуальных исследований и противодействия коррупции КазГЮУ Марат КОГАМОВ считает, что достойной альтернативой пожизненному лишению свободы мог бы стать приговор к длительному заключению.
– Сейчас у нас по совокупности преступлений могут дать 25 лет, по совокупности приговоров – 30 лет. Если даже в чистом виде установить 25 лет, то при средней продолжительности жизни человека, учитывая, что на ПЛС в основном граждане от 30 до 50 лет, я не думаю, что такого срока будет недостаточно для того, чтобы человек осуждался к лишению свободы на определенный срок, но не к пожизненному лишению свободы, – считает юрист.
Системе же такой подход даст вполне реальный профит: осужденный будет понимать границы своего наказания и стремиться выйти по УДО, сохранить профессию и просто человеческий облик до конца срока.
При этом первые 5–7 лет осужденный содержится в строгих условиях, потом переводится на более гуманные условия.
Существующие же правила, по мнению правозащитников, – изощренное медленное убийство личности.
Всем нужна жизнь!
Но даже такое наказание лучше, чем смертная казнь. Такого мнения придерживаются и юристы, и сами осужденные. Призывают воздержаться не только от вынесения смертных приговоров по такого рода делам, но и общество от соответствующих призывов и теологи.
– Для террориста смерть – это рай с 72 гуриями, шатрами и вечным блаженством. То есть для него смертная казнь – это не наказание, а высшая цель. Возможно, он, как человек, будет испытывать страх, но ни за что не покажет его, – объясняет эту позицию директор Ассоциации центров исследования религий Юлия ДЕНИСЕНКО. При этом, как подчеркивает эксперт, смертная казнь одного экстремиста может спровоцировать новые теракты. По идеологии терроризма, общество, которое поддерживает смертную казнь “правоверного”, автоматически становится враждебным и заслуживает уничтожения.
Астана