Запрет на въезд экс-осужденных на ЭКСПО в Астану - нарушение прав человека - эксперт - Караван
  • $ 491.71
  • 529.97
+4 °C
Алматы
2024 Год
9 Ноября
  • A
  • A
  • A
  • A
  • A
  • A
Запрет на въезд экс-осужденных на ЭКСПО в Астану - нарушение прав человека - эксперт

Запрет на въезд экс-осужденных на ЭКСПО в Астану - нарушение прав человека - эксперт

Казахстану нужно новое ведомство, основной задачей которого будет забота о тюремном населении.

  • 14 Ноября 2016
  • 2656
Фото - Caravan.kz

Пока же эти функции находятся в ведении МВД, мы так и будем одной из стран с неэффективной пенитенциарной системой и большим количеством заключенных. О том, почему так происходит, в интервью “КАРАВАНУ” рассказал директор представительства международной тюремной реформы (PRI) в Центральной Азиии Азамат ШАМБИЛОВ.

Жизнь с чистой справки

– Азамат, мы с вами познакомились, когда я готовила статью о том, что многие казахстанцы не могут найти работу из-за слишком уж подробных справок о наличии или отсутствии судимости. Как сейчас обстоит дело с этим вопросом?

– Да, и большое вам спасибо за ту статью, она нам помогла в переговорах с Генеральной прокуратурой. Мы писали очень много запросов, проводили встречи с сотрудниками, и вот наконец нам дали ответ, что “принято решение вернуться к выдаче гражданам справки о наличии либо отсутствии судимости, с учетом ее погашения или снятия”. Это значит, что теперь в этих справках, как и три года назад, будет показываться только непогашенная судимость. Правонарушения вообще не будут фиксироваться. В этой связи, думаю, мы открываем дорогу для многих молодых людей, которые хотели бы работать не только в коммерческих, но и в государственных структурах, но в период юношества совершили акт хулиганства или участвовали в драке.

Таким образом, уже сейчас проблема решена наполовину. Потому что для тех людей, которые выходят из мест лишения свободы, справки все еще выдаются. И сейчас, как сообщили нам в Генеральной прокуратуре, министерством здравоохранения и социального развития РК разрабатываются поправки в Трудовой кодекс, которые четко пропишут, когда работодатель имеет право требовать эту справку, а когда нет. Существует мировая практика, согласно которой такие справки требуются только для учреждений, работающих с несовершеннолетними, пожилыми, лицами с ментальными и физическими нарушениями. Но даже в этом случае учитываются только особо тяжкие преступления: убийство, сексуальное насилие. К этому стремится и Казахстан.

Азамат Шамбилов. Фото со страницы Азамата в FacebookАзамат Шамбилов. Фото со страницы Азамата в Facebook

Агентство исполнения наказаний

– Я помню, как сложно шел процесс пересмотра правил выдачи справок: КУИС кивал на Генпрокуратуру, Генпрокуратура – на КУИС… Вообще, складывается впечатление, что пенитенциарной системой у нас занимаются слишком многие, а в итоге, как в старой пословице про семь нянек и дитя.

– Есть такое. На сегодняшний день рассуждать о тюремной реформе стало модно. Каждый госорган пытается в этом ключе показать свою работу правительству, главе государства. Но при этом непосредственный исполнитель всех реформ – комитет уголовно-исполнительной системы – не имеет полномочий для самостоятельного диалога. Это в корне неправильно.

Я считаю, что пришло время преобразовать КУИС в самостоятельное агентство при правительстве РК. У министерства внутренних дел просто-напросто руки не доходят до системной работы по реформированию пенитенциарной системы. Кроме того, у МВД вполне четкая задача: найти и обезвредить преступника. И здесь не исключен конфликт интересов. Не исключено давление на подозреваемых в СИЗО со стороны следствия, на которое руководство этого самого СИЗО вынуждено закрывать глаза, так как подотчетно МВД.

За все время существования КУИС он четыре раза передавался то МВД, то минюсту. Мы видели, что и тот и другой вариант не идеален. Наверное, с учетом накопленного опыта пора уже дать КУИС самостоятельный статус гражданского ведомства. Я подчеркиваю: именно гражданского. Заключенный в сотрудниках колонии должен видеть не людей в погонах, задача которых – наказать, а гражданских, которые хотят, чтобы он осознал свою ошибку и исправился.

Кроме того, у уголовно-исполнительной системы появится голос в правительстве. В целом же мы получим эффективность работы, безопасность системы и независимость следствия.

Если правительство еще не готово к этому, то надо рассмотреть промежуточный переход КУИС в ведение министерства юстиции.

Посадили – ухаживайте!

– А не приведет ли это к социальному взрыву? У нас народ и без того дико возмущен тем, что на содержание одного заключенного ежегодно тратится в несколько раз больше денег, чем на содержание школьника. А отдельное ведомство однозначно обойдется бюджету дороже, чем комитет.

– Да, на содержание осужденных тратятся большие ресурсы, но мы не должны забывать: это государство выносит вердикт и сажает человека в тюрьму. И мы, как граждане страны, обязаны обеспечить человека за решеткой едой и другим необходимым. Мы не варвары, мы цивилизованная нация, которая живет в XXI веке, поэтому пора понять, что наказание в виде лишения свободы – это наказание для исправления. Если мы хотим, чтобы после наказания человек вернулся в общество, ходил в те же магазины, что и мы, не воруя у нас же, мы должны обеспечить ему полную реинтеграцию в общество. Это значит, что государство должно предусмотреть ему возможность заработка, предоставить психологическую помощь, ведь люди, которые отбывают наказание в течение 3–5 лет, подвергаются таким ментальным болезням, как стресс и депрессия. Поэтому еще до освобождения с ними должна работать целая армия психологов.

У нас в стране есть приказ премьер-министра от 2012 года, в котором прописана обязательность психосоциальной реабилитации людей, которые освобождаются из мест лишения свободы, как часть работы пробации. Этот приказ до сих пор не реализуется, так как 70 процентов сотрудников пробации – это юристы. Нам сейчас необходимо создавать отдельные курсы при академии КУИС, направленные на изучение психологии. Выпускники этих курсов должны будут работать не только с тем контингентом, который отбывает наказание, но и находится в СИЗО.

И что важно, психологи должны быть в системе не МВД, а минздрава. Я неоднократно говорил, что минздрав и соцразвития должно участвовать в работе пробации. А у нас с этим есть проблемы.

Заключенные Казахстана не имеют доступа к качественным медицинским услугам. Более 20 лет обсуждается передача медицинской службы в тюрьмах от КУИС в министерство здравоохранения. Сейчас мы ведем переговоры с обеими сторонами и в течение 2–3 лет, думаю, процесс передачи будет завершен.

И тут имеются некоторые возможности для экономии бюджета. В министерстве здравоохранения есть квалифицированные медики в каждом регионе, они могли бы посещать места лишения свободы по графику либо организовать эти услуги в условиях поликлиник. Есть вопросы по дорогостоящему медицинскому оборудованию, которое было закуплено специально для пенитенциарной системы. Часть этого оборудования простаивает, потому что нет специалистов, которые могли бы с ним работать.

– И минздрав прямо горит желанием взять на себя лечение сидельцев?

– Конечно, министерство здравоохранения очень настороженно относится к этой инициативе, не хочет брать на себя дополнительные обязательства. Но так или иначе это их обязанность. Каждый врач должен обеспечивать здоровье граждан страны. Люди, которые сидят в тюрьмах, точно такие же граждане Казахстана. И они, согласно Конституции, должны иметь доступ к качественным медицинским услугам.

Вы поймите, у нас население тюрем – 40 тысяч человек. У каждого осужденного на воле есть жена, дети, родители, братья и сестры. Если посчитать, то вовлечено в систему более полумиллиона казахстанцев. И если не дать каждому осужденному нормальных условий за решеткой, негатив и десоциализация могут затронуть каждого вовлеченного.

– Не вовлеченных – еще больше. И нам всем нужны некие доказательства того, что государство заботится не только о преступниках, но и о простых гражданах. Какие еще механизмы удешевления пенитенциарной системы можно реализовать в Казахстане?

– Я считаю, надо дать свободу женщинам. Около 8 процентов населения тюрем – женщины 19–36 лет. Причем большинство из них осуждены за финансовые преступления: мошенничество, растрата. При этом практически у каждой женщины есть семья, несовершеннолетние дети. Стране было бы гораздо выгоднее их не лишать свободы, а направить на исправительные работы. Таким образом, женщины не только бы зарабатывали больше, чем находясь за решеткой, а значит – возмещали нанесенный ущерб, но и сохранили бы свою женственность. Я часто бываю в колониях, вижу, как меняются заключенные слабого пола в этой системе. И, могу сказать, вернуться к нормальной жизни женщине после тюрьмы гораздо сложнее, нежели мужчине.

Не надо тут Ватиканов!

– Вы все о гуманизме, социализации экс-заключенных… А у нас столичный акимат на прошлой неделе открыто заявил, что экс-зекам в столице на “ЭКСПО” делать нечего.

– В свете вызовов последних лет, среди которых экстремизм и терроризм, государство должно приложить максимум усилий для социализации осужденных. И здесь на передовой план выходят именно муниципальные службы. В конце ноября в парламенте будут обсуждаться вопросы пробации, роли местных органов в реинтеграции осужденных. И на этом фоне заявления столичного акимата о том, что экс-осужденные не должны ехать в Астану, шокируют.

Это полное нарушение прав человека! Конечно, мы будем писать об этом и в акимат, и в правительство.

Я думаю, люди, которые будут приезжать на выставку “ЭКСПО”, встречались с экс-заключенными, бомжами, работниками коммерческого секса у себя в стране. И нам незачем стыдиться того, что у нас есть такие категории. Гораздо постыднее факт, что у нас в столице всего один центр, в котором тот же бомж может пожить несколько дней или месяцев. Или вот, например, сотрудник акимата говорил об учреждении ЕЦ 166/10, которое находится в городе. Что акимат сделал для его развития? Я не вижу ни одной нормальной дороги, которая ведет к этой колонии, ни одного указателя. Близ учреждения нет остановок городского транспорта. Складывается впечатление, что столичный акимат делает всё возможное для того, чтобы все забыли об этой колонии.

Между тем именно муниципалитет должен создавать экс-заключенным условия для реинтеграции: обеспечить психологическую поддержку тем, чей срок подходит к концу, предоставлять работу и место в центре адаптации после освобождения. Всё это четко прописано в указе Президента РК № 1039 от 17 августа 2010 года.

А сейчас получается, что столичный акимат пытается превратиться в своего рода Ватикан: отдельное государство, в котором свои законы и для заезда в которое нужна специальная виза. Я очень надеюсь, что Генеральная прокуратура обратит на это внимание.

Око за око?

– Еще одна животрепещущая тема – смертная казнь, к которой приговорен “алматинский стрелок”. Как вы относитесь к этому приговору?

– Вопрос о смертной казни обсуждался всегда. С тех пор как Казахстан приобрел независимость, и ООН, и ОБСЕ, и другие международные организации говорят о том, что Казахстан должен полностью отказаться от смертной казни.

Да, многие граждане поддерживают смертную казнь в отношении террористов, педофилов… Но мы должны смотреть на этот вопрос в перспективе и без эмоций.

То, что наш суд вынес смертный приговор, вызвало большую обеспокоенность правозащитников во всем мире. Есть Всемирная коалиция за отмену смертной казни, и наша организация в нее входит. Лозунг этой коалиции последнего года – “Нет смертной казни за террористические преступления”. Это связано с тем, что уже доказано: террористы смерти не боятся. Более того, смертная казнь порождает новые антиправительственные и религиозные настроения в обществе.

Есть прекрасная альтернатива смертной казни – пожизненное заключение. Это на самом деле куда более суровое наказание, чем смерть: человек всю жизнь будет лишен возможности выйти на свободу, контакты с близкими, если, конечно, те не отказались от родства, сведены к минимуму. Уже через 5 лет человек начинает мечтать о смертной казни.

Что касается Руслана Кулекбаева, то я бы вообще не стал квалифицировать его преступление как акт терроризма, скорее, это преступление на почве ненависти к правоохранительным органам. Но даже если говорить о терроризме и экстремизме, то неизменно одно: такие преступления не должны расследоваться в течение двух месяцев. И суд должен идти не две недели. За столь короткий промежуток времени просто невозможно разобраться, понять мотивы преступников.

И я очень надеюсь, что вышестоящие судебные инстанции примут в отношении этого дела взвешенное решение.