Дошло до того, что предприниматели заявили: готовы предложить правительству полностью запретить лесозаготовки. Разом покончить с агонизирующей отраслью.
Лесной скандал: чиновники на корню рубят зеленую отрасль
Вообще слово “лесопромышленник” вряд ли уместно в Восточном Казахстане. Есть цех в Зыряновске – выпускает фанеру, есть плитное производство в Усть-Каменогорске – пробует раскрутиться. Остальная “лесопромышленность” – это ТОО и ИП из нескольких пилорам и станков, где гонят доски, брус, стропила, черенки… Самый что ни на есть малый бизнес. По данным региональной ассоциации лесной, деревообрабатывающей и мебельной промышленности, количество рабочих мест – около 800, годовой объем продукции – около 1 миллиарда тенге. Вклад в так называемый ВРП, валовой региональный продукт, различим только под микроскопом – десятая доля процента.
Эксперт Национальной палаты предпринимателей Узак ДЖАРКИМБАЕВ оценил восточноказахстанский леспром как “ниже плинтуса”. И искренне удивился: отрасль, мол, во многом схожа с нефтянкой, но та богата, ухожена, а здесь почему-то у государства никакого интереса.
Мимо экономики
А ведь были у лесной промышленности лучшие времена. Еще четверть века назад 85 процентов мебели в республике выпускалось из восточноказахстанского лесоматериала. В отрасли трудилось 10 тысяч человек, действовал крупнейший завод по выпуску древесных плит. В пересчете на сегодняшние цены промышленные леса ВКО давали продукции больше чем на 50 миллиардов тенге при потенциале в 80–100 миллиардов – освоить все просто не хватало сил. Даже на сложном рубеже девяностых-нулевых республика производила сотни тысяч квадратных метров собственной ДВП, импортную лесопродукцию тоже ввозили, но не миллионами тонн, как сегодня…
Можно долго говорить о причинах крушения целого сектора экономики. В том числе о былых руководителях с их “умными” реформами, когда лесное ведомство по нескольку раз перекидывали из минсельхоза в минэкологии и обратно. О развернутой на зарубежные гранты лукавой кампании под лозунгом: “Запретить рубки леса”. О вопиющем пренебрежительном отношении государства к профессии лесника, за которую платят самую низкую в республике зарплату. О непродуманных, введенных на волне эмоций мораториях на рубки хвойных пород и экспорт лесоматериала.
– В какое-то время к мнению профессионалов перестали прислушиваться, – невесело заметил президент Ассоциации лесной, деревообрабатывающей и мебельной промышленности Восточного Казахстана Владимир РЕЗАНОВ. – В итоге мы имеем то, что имеем: старый гнилой лес и глубокий кризис отрасли.
Согласитесь, мы привыкли к разговорам на тему малолесности Казахстана и соответственно к мысли, что все рубки – чуть ли не преступление. Да, средняя лесистость по республике меньше 5 процентов. Но на Казахстанском Алтае она достигает 45–57 процентов! Потому что здесь не степь, здесь тайга! В одной Восточно-Казахстанской области сосредоточена львиная доля всех лесов республики, и исторически промышленными заготовками из всех казахстанских лесхозов занимались только 7 таежных – в Риддере, Зыряновске, Глубоковском и Шемонаихинском районах. Здесь рубили столетиями, и зеленых массивов не убывало! Наоборот. По данным областного управления природных ресурсов и регулирования природопользования, за последние годы лесопокрытая площадь увеличилась на сотни тысяч гектаров. Всего в лесхозах области на сегодня поспел, переспел и давно готов к заготовке лес общим объемом свыше 97 миллионов кубометров. Даже если бы местный леспром ежегодно рубил по 900 тысяч кубов, как разрешает наука, потребовалось бы сто лет. Реально же рубится почти в 5 раз меньше.
– На протяжении последних десятилетий заготовки не превышали 220 тысяч кубов, или 15,7 процента от разрешенного объема, – рассказал руководитель управления Мурат КУСАИНОВ. – В 2015 году по сравнению с 2014-м заготовка снизилась еще на 20 процентов. За текущие полгода по лесорубочным билетам выписано 75 тысяч кубометров, или 28 процентов от разрешенного пользования.
Если переложить все эти цифры на обычный язык, получится, что главный лесник области сказал примерно следующее: тайга Восточного Казахстана, вместо того чтобы служить экономике, старится, гниет, вываливается, пропадает.
Брошенный урожай
Три года назад руководители республиканского комитета лесного хозяйства и животного мира осмотрели тайгу Риддера с борта вертолета. На всех участках, где 35–40 лет назад велись сплошные рубки, поднялся лиственный лес. Полностью покрылась березняком большая гарь 35-летней давности. И везде под пологом берез – молодой здоровый пихтач. Такова природа хвойного леса, он обновляется только через смену пород, это вам любой специалист скажет.
По канонам классического лесоводства цикл восстановления промышленного хвойного леса составляет 40 лет. Сначала убирают спелую и перестойную пихту, дальше за 2–3 года лесосеку самосевом закрывают лиственные породы. А через 40 лет из-под полога берез выходят молодые хвойные деревья. Еще три десятка лет, и “урожай” снова можно убирать.
– Каждый специалист назубок знает аксиому лесоводства: лес не может существовать без омоложения, – заметил руководитель лесной ассоциации. – А единственный способ омоложения – рубки. Это общемировая азбучная истина.
Разумеется, сравнение леса с сельским урожаем условное. В отличие от фермерского поля лесные массивы “созревают” не каждый год. Сам вид перепаханной тракторами лесосеки воспринимается обывателем как загубленная природа. Но если отбросить эмоции, то лесное хозяйство и аграрный сектор действительно родственны в возможности вырастить урожай, переработать его, выпустить продукцию, дать прибыль. То есть принести экономическую пользу.
– Раньше каждый заготовитель знал: не освоишь лесосеку, оставишь перестойный лес – получишь по шапке, – рассказал Владимир Резанов. – Старые насаждения утрачивают экологические функции и, по сути, являются брошенным урожаем. У нас эти общепринятые нормы лесопользования почему-то перечеркнули! Осиновые, березовые леса на 95 процентов перестойные, пихтовые – на 60–65 процентов. Знаете, как в комитете лесного хозяйства и животного мира решили эту проблему? Подняли нормативы по возрасту леса. И сразу показатель перестойности с критических 60 процентов упал до практически идеальных 15 процентов. По статистике, в лесном хозяйстве теперь все благополучно. Государство вкладывает миллиарды в охрану насаждений, в борьбу с пожарами, а лес созрел и… погиб. О каком рачительном ведении хозяйства можно говорить?
Боролись за экологию, победили здравый смысл
На днях лесохозяйственники и лесопромышленники Восточного Казахстана вывалили все накопленные обиды и претензии на мажилисмена Павла Казанцева – тот сам попросил о встрече, как член комитета по экономической реформе и региональному развитию. Разговор получился жарким. Предприниматели – как правило, потомственные лесники – с трудом подбирали печатные выражения в адрес республиканского комитета лесного хозяйства. Например, насчет практики двойного утверждения лесосечного фонда. Есть договор долгосрочного лесопользования на 49 лет, есть материалы лесоустройства на 10 лет – там в деталях прописаны все объемы заготовок и виды рубок. Для чего комитет обязал лесопользователей ежегодно получать у него разрешение на лесосечный фонд?
– То урежут, то откажут, и без каких-либо объяснений, – жаловались производственники. – Сам смысл долгосрочного лесопользования перечеркивается. На письма не отвечают. Как работать? Вариант один – ехать в Астану и “договариваться”.
По словам руководителя ассоциации, два года назад по итогам проверки Генеральная прокуратура обязала комитет исключить норму ежегодного утверждения фондов. Как коррупционную. Чиновники взяли под козырек и… пальцем не пошевелили.
– Все осталось по-прежнему, коррупция продолжается! – резюмировал общественник.
Говорилось на встрече и про законодательство. Все изменения, которые за последнее десятилетие внесли в лесные законы под флагом борьбы за экологию, отличаются непомерным ужесточением, запретами и суровой карой. Как заметили в ассоциации, в любой момент по действующему Лесному кодексу заготовителя можно выгнать из леса, а в 90 случаях из 100 еще подвести под уголовную статью. При этом предприниматель обязан заплатить попенную плату (за отпуск древесины на корню), сделать за свой счет противопожарные полосы, построить дороги, провести лесовосстановление…
– Все заготовки убыточны, – заявил общественник. – Если лесопользователь не уйдет в “тень”, он не выживет. Представьте, он за 80 километров построил дорогу, заготовил, привез, распилил – и на 70 процентов это дрова, никому не нужные гнилушки. Мы готовы предложить, чтобы вообще запретили лесозаготовку. Чтобы не мучить лесозаготовителей. Их каждый день трамбуют, с каждым годом их все меньше. Закройте лесозаготовку. Пусть российский лес сюда идет, а свой пусть гниет.
Зеленью не пахнет
Ясно, что при таком лесном комитете и таком законодательстве ни один инвестор не рискнет взяться за лесопереработку. И сколько бы акимы Риддера и Зыряновска ни повторяли, как мантру, про крупные якорные проекты по программе моногородов, ни один комплекс глубокой переработки древесины там не появился.
Между тем не за горами “наше всё” – EXPO-2017. Казахстан, как принимающая сторона, обязан будет предъявить миру свою зеленую экономику. Не бумажные прожекты, а реальные действующие источники возобновляемой энергии, реальные производства экологической продукции. Есть они сегодня?! Риддерский предприниматель Алексей БОБОШКО на встрече с мажилисменом показал толстый том – ежегодный обзор ООН по лесным ресурсам. И громко зачитал цитату: “Лесозаготовки оказывают самое низкое воздействие на окружающую среду, изделия из дерева – самый экологически чистый продукт”.
– Пока дерево растет, оно поглощает углекислый газ, – заметил лесопользователь. – Начинает стариться – поглощает кислород на разложение. Сжигаешь древесину – токсичных выбросов нет, сжигаешь уголь – выделяется сернистый ангидрид. На Западе это хорошо понимают и поддерживают всю лесопереработку и выработку электроэнергии из древесины. В Норвегии, заточенной на экологии, запрещено использовать уголь, его перерабатывают, как и нефть. В Германии, если хозяин дома покупает топливные брикеты, ему возвращают часть затрат. В Евросоюзе теплостанции даже на первом этапе обязаны использовать не меньше
2 процентов пеллет – древесных гранул, а в ряде государств эта доля уже 25 процентов. В Канаде по закону бюджетные деньги можно тратить только на деревянное домостроение – теплое и экологичное. У нас почему ничего этого нет?!
В мире из древесины выпускают 45 тысяч видов продукции! Во всех развитых странах лесное хозяйство несет функцию неистощимого, возобновляемого источника сырья для лесной промышленности. Только в Астане чиновникам, похоже, проще отгородиться запретами и фразами об охране природы, чем приложить усилия для реальной зеленой экономики.