Свой стиль не пришлось искать
У Ансаган около 200 рисунков по социальной тематике: бытовое насилие, домашний алкоголизм, социальное сиротство, одинокая старость и многое другое. Ее работы не требуют объяснений и понятны в любой точке мира. Самая популярная из них – “Наверно мама убьет меня…” – посвящена подростковой беременности и уже переведена на несколько десятков иностранных языков, Ансаган изначально подписывает свои работы на казахском языке. На рисунке несовершеннолетняя девушка боится сказать о беременности своей матери и переживает, что с ней теперь будет… А ребенок в ее чреве также боится своей матери и того, что она хочет с ним сделать.
– Однажды в Астане возле нашего дома в помойке нашли младенца. Он был живой. Меня эта история очень тронула. Так в 2012 году появился рисунок “Наверно мама убьет меня…” – рассказывает автор социальных работ.
Ансаган окончила художественную школу в Алматы, отучилась в академии искусств им. Жургенова на художника-дизайнера, сегодня она проживает с семьей в Астане.
– Вы долго искали свой стиль, что было до социалки?
– Именно с социалки я и начала. В другом стиле никогда не работала. У меня мама главный редактор женской газеты “Ақ босаға”, я выросла в ее стенах, все темы, которые в ней освещались, были социальные. Я делала иллюстрации для издания, как фотограф ездила в кризисные центры, все это видела своими глазами, читала письма женщин, которые писали в газету. Эти темы все время откладывались в моей душе и однажды начали выплескиваться. Первый рисунок появился в 15 лет, на нем изображен ребенок, сидящий на крыше многоэтажки. У него гнездо сделано из окурков и бутылок из-под спиртного. Он сопровождался надписью на казахском: “Ұяда не көрсең, ұшқанда соны ілерсің” (эквивалент русской пословицы “Яблоко от яблони недалеко падает”). Лет пять назад начала активно выкладывать свои рисунки в “Фейсбуке”. Поначалу ради лайков и перепостов – их было тысячи. Когда бразильские интернет-журналы опубликовывали мои рисунки, они набирали по 5–6 тысяч лайков, все это казалось понарошку. Потом лайкомания прошла, и я поняла, что сегодня вся молодежь сидит в Интернете. Причем не только девчата, но и парни, мне хотелось до них достучаться, чтобы как-то помочь. Сделать ответственными за поступки и решения и мальчиков, и девочек, а то мы воспитываем только девочек: то, это нельзя.
– Вы как-то сказали, что, даже если кто-то в коммерческих целях будет использовать ваши работы, предъявлять претензии нарушителям авторских прав не собираетесь. Почему?
– Тема социальная, и хочется, чтобы больше народу увидело эти работы. Если я буду за каждый перепост просить денег, это так и останется никому не нужным, незамеченным. У нас много хороших художников, которые рисуют лучше меня, но они свои работы хранят в мастерской. Когда хожу к ним, поражаюсь: какая там красота! Однажды я спросила: почему художник не фотографирует свои работы, никому не показывает? “Что ты, идею украдут, кто-нибудь скопирует”. А я говорю: для чего тебе одному столько классных работ, нужно делиться! А человек объяснил, что хочет продать – дает объявление, ставит свою цену, приходят покупатели, если нравится – берут.
“Акиматы боятся моих работ”
– А вы свои социальные картины не продавали?
– Нет, ни разу. Вообще-то на них ничего, кроме лайков, не заработаешь. Ну и людскую благодарность. Двое детей появились на свет благодаря моей работе, может, и больше, но открыто мне в этом признались две девушки, что они не стали делать аборт. Написали мне: ты крестная мама моего ребенка. Акиматы вообще боятся моих работ. У нас были беседы, говорят, что, если этот негатив выставлять на улицу, он будет притягивать больше негатива. Просили много такими вещами не заниматься, так как у меня большое число иностранных друзей и подписчиков, у них может сложиться плохое мнение о нас.
– То есть ваши работы считают негативными?
– Да. Говорят, что да, у нас есть наркомания, но не до такой степени, есть женский алкоголизм, но не до такой степени, у нас детей бьют, но не всех… По их словам, мои работы иллюстрируют полный кризис, все друг друга бьют и унижают, а на самом деле у нас что, счастье кругом? Я не согласна с ними, мои работы не притягивают, а, наоборот, предостерегают, напоминают людям, как не стоит делать.
– Почему выбрали черно-белые цвета?
– Если бы эти рисунки были цветными, красивыми, тогда люди могли бы не постичь суть работы. Черно-белый, на мой взгляд, не отвлекает, сразу понятно, что нарисовано и что я хочу этим сказать.
– Многие ваши работы посвящены девушкам, женщинам. Почему вы хотите им помочь?
– Ответ прост: я сильно люблю девчат, они мне кажутся такими беззащитными. В прошлом году я попала на лекцию к первокурсникам – смотришь им в глаза, какие они наивные… Много мужчин, которые могут обмануть, воспользоваться, оставить с ребенком, бросить на произвол судьбы, хочется, чтобы такого не было. С этими рисунками я была в трех школах Астаны, где завучи по воспитательной части хотели предостеречь девчонок, целый час мы с ними общались на разные темы.
Женщина оставила своего ребенка… журналистам
– Можете вспомнить какую-нибудь историю, которая вас тронула и повлияла на творчество?
– Конечно, я хорошо ее запомнила. Газета, где работала мама, открылась в 1991 году, тогда печатных изданий было мало, и прессе очень сильно доверяли. Это сейчас любой может открыть сайт и делиться новостями как попало, что подрывает репутацию прессы. А раньше к журналистам обращались даже как к психологам. Помню, мне было лет 12, мы сидели в нашем офисе в Алматы, приходит к нам женщина, в руках у нее было несколько пакетов и девочка лет 4–5. Она плакала и рассказывала, что приехала из Кызылорды, муж сильно избивает, родители очень старенькие и не могут ее защитить. Единственное, когда муж спал, они выпустили ее из дома – так она и сбежала. Эта женщина попросила на пару часов оставить своего ребенка, а сама отправилась искать дальних родственников, которые жили в Алматы. В этот день мы прождали ее в офисе часов до 11 вечера, потом уехали, ребенка взяли к себе, оставив в двери записку с нашим домашним адресом и телефоном. На следующий день мы с ее дочкой нянчимся, играем, кормим, настал вечер – матери нет… Паника нарастает. Поняли, что ребенка она нам оставила. На следующее утро вызвали милицию. Потом ребенка определили в детский дом. Мы попытались ее взять себе, но не получилось, может, финансово были непригодны, потом приходили к ней, навещали. Сначала девочка обнимала нас, просила забрать, а потом, может, поняла, что ничего не получится, перестала подходить. У нее взгляд как у волчонка был – испуганный, недоверчивый: и мама меня бросила, и вы бросили. Мы не стали больше ходить, потому что не получилось оформить документы.
– Сейчас в “Фейсбуке” запущен флешмоб “Я не боюсь сказать”. Жертвы насилия, преимущественно представительницы женского пола, делятся своими историями. Вы удивлены масштабом насилия в нашем обществе?
– Не удивлена, может, для людей, которые далеки от прессы, – это новость. Я же выросла в стенах женской газеты – многое видела и слышала. Когда об этом говоришь, выглядишь человеком, который неприятен. Мужчины не хотят слушать о себе такое, защищают друг друга: мол, не может быть таких подонков, не надо на эту тему много писать, болтать и всех мужчин стричь под одну гребенку. Но, как бы там ни было, я считаю, что очень много детей в Казахстане изнасилованы не на улице, а дома. Много домов, как проходной двор, куда родственники, в том числе и мужского пола, приходят и живут годами, им стесняются отказать. Они без работы, валяются на диване, вот они-то и портят детей, а затем еще и запугивают их. Дети боятся, конечно, а потом вырастают психически сломленными – со стрессами и депрессиями.
– Где бы вам хотелось показать свои работы, какая площадка самая подходящая?
– В любом городе, но чтобы это было на базаре или вокзале. Я с самого начала поняла, что не хочу выставлять работы в музеях. Туда ходят культурные бабушки и дедушки, мне им говорить ничего не нужно, их воспитывать не надо. Хочется поймать ребят, которые шатаются на базарах и вокзалах, чтобы они увидели и задумались.
Алматы