В любой шахматной партии побеждает тот, кто правильно рассчитал свои возможности, если надо, пожертвовав пешку, обрел инициативу и смог ее успешно реализовать.
В любой геополитической борьбе викторию празднует тот, кто сделал то же самое, но уже в реальной жизни.
Девяностые годы и начало 2000-го можно было с уверенностью записать в пассив российской политике в центрально-азиатском регионе.
США по всем статьям опережали, надо сказать прямо, своего главного оппонента в регионе, богатом не только сырьевыми ресурсами, но и занимающем важное геополитическое положение на стыке Европы и бурно развивающейся Юго-Восточной Азии.
Период правления Бориса Ельцина характеризовался тем, что Россия вела себя за своими исконными границами довольно истерично, порой неадекватно. Квинтэссенция проамериканской политики и временами резких, непродуманных заявлений в духе Никиты Хрущева, эпоха самовлюбленности и некоторой романтической лихости вперемешку со слабостью центральной власти, грозящей из Москвы пальцем и не могущей на практике собрать остатки некогда могущественной империи, должна была по всем историческим законам уйти.
За время, когда в Кремле заправляла «семья», были потеряны позиции России в Центральной Азии, Восточной Европе, Юго-Восточной Азии, по всему миру.
Кто мог всерьез воспринимать страну, руководитель которой не мог навести элементарный порядок в своей собственной вотчине в центре Москвы? Приватизация по-чубайсовски, авантюрные эксперименты с экономикой по-гайдаровски — все это вместе взятое привело к тому, что в России появились олигархи. Они не считались с законами, полагая, что сами и есть закон. В Кремле заправляли демократы-романтики, запустившие рыночные механизмы, точнее рыночную стихию, и не понимавшие, что делать дальше. Государство самоустранилось от процесса регулирования, считая любой контроль излишним. Рыночные механизмы, как полагали романтики, так и не оказались саморегулируемыми.
Владимир Путин начал в России период государственного капитализма, который характерен тем, что государственные интересы получили приоритет. Гусинский был настолько наивен в своей безнаказанности, что получил «волчий билет», тогда как более мудрые олигархи сумели извлечь уроки из прошлого. Они стали активно участвовать (синоним от слова «делиться» — прим. А.А.) в государственных делах и период дикого накопления капитала сменился на период регулируемого перераспределения капитала. Как бы то ни было, но Путин сумел-таки навести порядок в своей свите, отстранился от олигархов и заставил последних думать о чем-то другом, кроме собственного сундука.
Главное, Москва наконец осознала, что политика делается не только за океаном и в Старом Свете, но и на востоке и юге от национальных российских границ. Активное участие России в мировых делах, инициативы по решению глобальных проблем еще раз доказали — сбрасывать со счетов Россию еще рано.
Последнее заседание правительства под руководством Михаила Фрадкова по нанотехнологиям, вояж российского президента по проталкиванию еще одного нефтепровода, минуя засвеченную в Баку-Джейхане Турцию, говорят о серьезности намерений официальной Москвы играть большую роль в мировой экономике, попытках технологически не отстать от научного прогресса.
В свете последних тенденций глобализации интересов России, ее центрально-азиатская стратегия пережила заметный сдвиг в сторону прагматизма.
КАЗАХСТАН никогда особо не отрывался от России. Широко разрекламированная многовекторная внешняя политика Назарбаева напоминает старые качели, состоящие из одной длинной доски и металлической опоры по центру. Чем выше интерес к региону мировых центров силы, тем все изощреннее лавирование Казахстана между Россией, США, Китаем и Евросоюзом. В ходе своего недавнего прощального визита в Казахстан японский премьер Коидзуми говорил именно об этом — умении Назарбаева остаться по центру качелей и таланте держать в равновесии обе стороны.
При всем при том участие Казахстана в проекте Баку-Джейхан идет фактически вразрез российским интересам, а нефтепровод с запада на восток в Китай не совсем вяжется со схемой геополитики, разработанной в Москве. Думаю, готовящийся визит казахстанского президента в США и связанные с ним ожидания — тоже не совсем созвучны российским интересам.
Тогда почему Путин не реагирует на неоднозначные шаги Астаны, а в проекте нефтепровода в Китай даже взял на себя половину обязательств? Чтобы понять логику Путина необходимо смотреть в корень российско-казахстанских отношений. Они никогда не прерывались, а товарооборот между ними всегда являлся величиной определяющей. Мера взаимного доверия между Астаной и Москвой чрезвычайно высока. Со времен прихода к власти Путина она еще больше выросла. В то время, как Узбекистан шарахался из стороны в сторону, Кыргызстан сотрясали революционные ветры, Таджикистан никак не мог выбраться из подбрюшья Узбекистана, Казахстан последовательно развивал контакты с Россией по всем направлениям. Между странами даже нет необходимости подписывать союзнический договор (как в случае с Узбекистаном — прим. А.А.), чтобы доверять друг другу.
УЗБЕКИСТАН откровенно отошел от России, когда в 90-е годы решил, что может стать стратегическим партнером США. 2001 год ознаменовался подписанием соответствующего документа, а через некоторое время в Карши-Ханабаде появилась военно-воздушная база, прикрывающая операцию в Афганистане. Майские 2005 года события в Андижане еще раз доказали как трудно быть другом США, и что внешнеполитические принципы для американцев важнее, чем любые стратегические альянсы.
Союзнический договор с Россией, подписанный ближе к концу 2005 года, стал правовым документом, определившим внешнеполитические ориентиры официального Ташкента. Но… Надо иметь в виду и то, что прошло 14 лет отчуждения в узбекско-российских отношениях. Это время не прошло бесследно. И в Узбекистане, и в России средствами массовой информации упорно муссировалась медиа-продукция, которая не способствовала потеплению отношений. Отнюдь, степень отчужденности порой зашкаливала до такой степени, что, казалось, капля, и отношения вконец испортятся. Узбекистан иногда откровенно, порой в скрытой форме игнорировал интеграционные процессы на территории СНГ, его присутствие в рамках данного объединения носило формальный характер. Выход из договора о коллективной безопасности, номинальное участие в саммитах СНГ, пассивность в ОЦАС, вступление в ГУУАМ — все это не могло пройти даром.
Сегодня российский бизнес активно внедряется на узбекский рынок. Причем, такими темпами, которые не могут вызывать беспокойства. Любое монопольное право порождает вседозволенность и стремление к доминированию. Сейчас трудно точно определить, то ли официальный Ташкент фактически оплачивает свою легитимность в ЕврАзЭС, ОДКБ и ШОС, то ли на самом деле россияне вдруг воспылали отеческой любовью к Узбекистану. Принимая во внимание отсутствие любви с первого взгляда между странами, можно предположить, что первая версия более жизнеспособна. Русские уже закрепились в секторе мобильной связи, скупают на корню ключевые промышленные предприятия, интересуются отраслями, которые еще совсем недавно узбекское руководство даже не рассматривало сквозь призму приватизации.
ТАДЖИКИСТАН И КЫРГЫЗСТАН играют все же меньшую роль в центрально-азиатской конфигурации, чем Казахстан и Узбекистан. Гидроресурсы и пресная вода Таджикистана еще недооценены в структуре региональной торговли. Еще меньшими ресурсами и водой располагает Кыргызстан. Правда, вода до сих пор не стала рыночным товаром, за который платят живые деньги. Противодействие со стороны Казахстана и Узбекистана связывает Душанбе и Бишкек по рукам и ногам. Рахмонов очень надеется получить свободный транспортный коридор с Россией через территорию Узбекистана, Бакиев не меньше того хочет получить свободный доступ на емкий узбекский потребительский рынок.
Если Таджикистан хочет форсировать товарооборот как с Россией, Казахстаном и Узбекистаном, то Кыргызстан хочет использовать свой статус члена Всемирной торговой организации и максимально расширить товарооборот.
Узбекистан, недавно ставший членом ЕврАзЭС, не торопится выполнять свои обязательства перед другими членами объединения, понимая всю пагубность открытия границы с кыргызами и таджиками.
Поэтому в Центральной Азии интересы государств переплелись в один большой сложный клубок, распутать который сможет лишь Россия. Готова ли Россия выполнить эту миссию и стать посредником в деле решения множества проблем Центральной Азии?
К сожалению, на этот ключевой вопрос пока нет ясного ответа.
Фото с сайта www.lenta.ru