Геополитическая "реконкиста"

Похоже, что иракская драма, которой не видно не то что конца, но хотя бы промежуточного решения, полностью поглотила внимание казахстанской общественности.
Отчасти это справедливо, поскольку сверхвысокие мировые цены на нефть, единственный (помимо металлов), источник благосостояния казахстанской экономики, зависят в основном от продолжающейся нестабильности в Ираке.
Но слишком увлекаться происходящим в этой стране в ущерб тому, что есть у нас, тоже не стоит. Тем более, что в Центральной Азии вокруг Казахстана происходят очень важные события. Их вполне можно назвать контрнаступлением, суть же этих событий в ослаблении американского военно-политического влияния, по крайней мере, в постсоветской части Центральной Азии за счет усиления влияния российского.
Нельзя не отметить, что эта геополитическая «реконкиста» происходит параллельно с укреплением новых структур НАТО в Восточной Европе и при разговорах о возможности в будущем для некоторых бывших республик СССР войти в Северо-Атлантический альянс, как это уже произошло с Прибалтикой. А также, конечно, под часто повторяемые на высшем американо-российском уровне разговоры о партнерстве и сотрудничестве, вроде того, что было на прошлой неделе в Санкт-Петербурге на встрече министров обороны России и США.
Все выглядит вроде бы, как год или два назад: Москва, смирившись с новыми геополитическими реалиями в виде американского присутствия в Центральной Азии, не обостряет ситуацию. Поэтому начавшееся обратное движение не очень бросается в глаза. Но, похоже, что Кремль под «шумок» войны в Ираке и заявлений о партнерстве с Вашингтоном «отыгрывает» утраченное в ельцинскую эпоху и сразу после 11 сентября 2001 года влияние в Центральной Азии, да и в Казахстане.
В конце 2001 и начале 2002 годов, когда первые американские и НАТОвские военно-воздушные базы появились в Узбекистане и Таджикистане, в экспертной среде Казахстана это воспринималось как важнейшая историческая веха, символизирующая конец влияния и чуть ли не вообще всего геополитического присутствия России в ЦА. Вспоминаются многочисленные тогдашние круглые столы, на которых даже симпатизировавшие России политологи и политики говорили о ней в нашем регионе в прошедшем времени.
Когда появилось интервью одного из известных казахстанских аналитиков, отстаивавшего обратную точку зрения, отношение к нему было как к грубой «заказухе».
По поводу же американского присутствия в Центральной Азии распространена была точка зрения, что оно будет расширяться и углубляться, и в итоге наш регион превратится во что-то вроде Центральной Америки с традиционным абсолютным доминированием там Соединенных Штатов. Вспоминается, как представитель Казахстанского Института стратегических исследований (КИСИ) публично высказывал точку зрения, что, создав базы в Узбекистане, американцы затем дадут достаточно дешевых кредитов Ташкенту и тот сможет успешно провести финансовые реформы, обеспечив свободную внутреннюю конвертацию национальной валюты. Из этого логически вытекало (хотя никогда вслух не говорилось), что Казахстану пора вступать в конкурентную схватку с соседней республикой за будущие американские инвестиции и политическое благорасположение. Иначе можно и не успеть.
Ждали тогда действительно многого. Во всяком случае, тезис о том, что вслед за военным присутствием США в Центральной Азии сюда пойдут инвестиции, появятся новые большие проекты и т.п. был очень распространен. Эксперты вновь начали говорить о возобновлении старых транзитных проектов для экспорта углеводородного сырья из региона — нефти с казахстанской части каспийского шельфа на Запад в обход России и газа с месторождений Узбекистана и Туркмении на Пакистан. Иначе, казалось, зачем американцам нужно было приходить в регион, как не за контролем за энергетическими ресурсами?
Надо заметить, что ощущению ухода России из региона способствовала не в последнюю очередь ее же позиция. Москва как бы впала в историческую амнезию, сама отказавшись от векового опыта своего присутствия и влияния в Центральной Азии. В ельцинскую эпоху это не вызывало удивления, так как вполне укладывалось в русло общей политики тогдашнего руководства Кремля. Но, начиная с начала 2000-х годов, выглядело странно. Пассивность в Центральной Азии, стратегически важном регионе, «мягком подбрюшье», тем более на фоне активных и небезуспешных попыток вернуть влияние на Кавказе, Украине и Молдавии была совершенно непонятна.
Да, в это время велась определенная работа в рамках международных структур, как ДКБ и ШОС, но она больше напоминала пиар-проекты, чем конкретные шаги по упрочению военно-политического присутствия.
Тем временем отношение в Центральной Азии к американскому присутствию начало меняться в сторону более трезвой оценки, даже критической. Отчасти это произошло из-за отсутствия прорыва в экономическом сотрудничестве. Его и в принципе быть не могло, но эйфория от ожиданий-2002 была так сильна, что когда этот «розовый туман» рассеялся, многие почувствовали разочарование. Хотя при чем здесь американцы — надо было с самого начала смотреть на вещи трезво. Тем не менее, ни новых крупных инфраструктурных проектов в регионе, ни инвестиций в не связанные с экспортом сырья секторы местных экономик вслед за военными базами никто не увидел. Более того — в Казахстане стало окончательно ясно, что промышленная разработка каспийского шельфа откладывается. США, конечно, к этому не имеют прямого отношения. Но если столь могущественная сила действительно шла в регион чтобы взять под контроль добычу и экспорт нефти и газа с казахстанского сектора шельфа, то уж, наверное, она смогла бы простимулировать западные нефтедобывающие компании, работающие на Кашагане.
Но не только отсутствие экономической динамики девальвировало отношение к военному присутствию США в регионе. Здесь многие факторы сыграли свою роль: падение доллара, экономические проблемы Америки, не решаемость проблем в Афганистане, иракская трагедия. Наконец, серия беспрецедентных террористических актов в Узбекистане показала, что наличие военных баз США не является гарантией внутриполитической стабильности в принимающих странах: разгром формирований Исламского Движения Узбекистана (ИДУ) на севере Афганистана и присутствие авиации США и их союзников в этой республике и в Кыргызстане не стало политической панацеей.
Тем временем в России, несмотря на подчеркнуто спокойную позицию политического руководства, росло беспокойство по поводу американских баз ВВС в Центральной Азии.
Надо сказать, не беспочвенное. Ведь присутствие военно-воздушных сил здесь -потенциальная угроза для без преувеличения жизненно важных российских объектов: Транссибирской магистрали, ядерного центра в Челябинске, нефтепроводов и нефтепромыслов Западной Сибири.
То, что сегодня Вашингтон и Москва официально говорят о союзничестве, ничего в этой схеме не меняет. Во-первых, прочность и долговременность союзнических отношений под большим вопросом, во-вторых, в стратегических делах безопасности главное иметь не желание, а возможность задеть противника «за живое». Такая возможность у американцев есть благодаря базам в Центральной Азии. А желание — дело приходящее.
Наверное, пиком усиления американского влияния в регионе был тот период, когда появилась информация о намерении Казахстана формировать систему ПВО с помощью британской компании (очень тесные отношения между США и Британией в военно-политической области известны). Тут уж в России перепугались не на шутку (хотя, судя по заявлениям казахстанских официальных лиц, пресса скорее приписала то, чего еще не было, и даже Бог знает, откуда вообще пошла эта информация).
Именно с середины этого года Москва начала отыгрывать свои позиции в Центральной Азии, имея в виду «большое понимание» этого географического термина, то есть включая и Казахстан. Сначала договоренности в области поставки военной техники по внутрироссийским ценам для армий стран региона, затем — крупные учения с участием российских войск в Кыргызстане. Главный символ их политической значимости -замечание самого российского президента о важности этих маневров. Кстати, солидности им придало и то, что непосредственно перед ними Россия провела похожие по сценарию и масштабные учения на Дальнем Востоке. Такого давно не было, и в Центральной Азии на это обратили внимание — здесь ведь есть политически пикантный момент.
На Дальнем Востоке Россия граничит лишь с Китаем (не считая Северной Кореи, но она как потенциальный объект маневров — абсурд). Конечно, официальный сценарий учений это борьба с терроризмом. Ясно, что после длительного периода внешнеполитической амнезии Россия начинает иначе, более озабоченно и активно, воспринимать задачи обеспечения своей безопасности если уж не вдоль всего периметра границ, то по крайней мере в азиатской части Федерации.
Учения в Кыргызстане проводились в рамках ДКБ, и участвовали в них военные части нескольких стран. А вот в еще более показательном событии — предстоящие маневры каспийской флотилии во главе с ее новым флагманом крейсером «Татарстан» — участвовать, насколько известно, будут лишь российские корабли. Очень важно, что присутствовать на них, как ожидается, будет сам главнокомандующий военно-морским флотом России — это первый прецедент такого уровня в постсоветские годы. Можно сказать, что вопрос о демилитаризации Каспийского моря окончательно закрыт, но это не самый важный вывод: налицо всестороннее усиление военного влияния России в Центральной Азии.
Сейчас предсказать как далеко зайдет такая тенденция очень сложно. Это зависит от ряда причин, в том числе уровня проблем для США в Ираке и военно-экономического потенциала России. Но, по крайней мере, одно хорошо — Казахстан в этом вопросе оказывается в более выигрышном положении, чем его соседи. Очень важно, что в республике нет американских или каких-либо иных западных военных баз. Это дает возможность для более широкого маневра в отношении новой российской региональной политики.