Казахстанская наука в опасности!

Весь прошедший год научная общественность согласовывала и обсуждала с депутатами, работниками министерств и ведомств проект закона «О науке». В законодательство планировалось добавить многие важные социальные положения касательно прав научного работника, его социального обеспечения и финансирования науки. Скорее всего, указание на подобное редактирование пришло из Министерств экономики и финансов и продиктовано оно всеобщей экономией на фоне затянувшегося кризиса и инфляции. Насколько обоснованно такое сокращение, что мы имеем на сегодняшний день и в чем нуждается казахстанская наука в первую очередь?
Как все устроено?
А далее не обойтись без краткого обзора структуры отечественной науки. Еще со времен Советского Союза она делилась на три категории:
— академическая (та самая «фундаментальная», представленная Академией наук и спонсируемая государством);
— ведомственная (научно-практические профильные институты при министерствах, например, свои НИИ у машиностроителей, металлургов, нефтяников и рыболовов);
— вузовская.
Так сложилось, что в Казахстане вузовская наука была не сильно развита, зато мы имели сильную ведомственную и академическую. В девяностые первой приняла удар отсутствия финансирования наука ведомственная, следом пострадала академическая. Сейчас, когда ситуация уже более-менее стабилизировалась, стало понятно, что работать некому (многие ученые подались в бизнес, кто-то уехал за границу — целое поколение талантливых биологов и химиков перебрались в Америку).
Чиновники ломали голову: как повысить плодородие, как увеличить поголовье скота, какую породу овец закупать, какой сорт пшеницы сеять? Раньше эти данные предоставляли отраслевые институты. Когда они пришли в упадок, ответить на вышеуказанные и подобные вопросы толком никто уже не мог. Стоит сказать, что сейчас отраслевые научные учреждения начали возрождаться. У них немало заказов и довольно хорошее финансирование, которое они, правда, не всегда успевают осваивать.
На Западе схема была иной, продиктованной законами рынка. Академической науки там никогда не было, но зато всегда был мощно представлен вузовский сектор. Всеми разработками для обороны и промышленности занимались частные фирмы — корпорации, точнее, исследовательские лаборатории при них созданные.
Но и в том, и в другом случае наука напрямую была связана с промышленностью. В США и Японии на предприятия промышленности приходится до 70% объема финансирования науки, государство вкладывает лишь 30%.
Кстати, говоря о корпоративной науке, невозможно не упомянуть компанию «Дюпон». Эта крупная научно-исследовательская корпорация имеет более 75 научных лабораторий в семидесяти странах мира, где работает почти сто тысяч сотрудников. Центр по промышленным исследованиям был создан еще в 1903 году и сегодня имеет ежегодную прибыль в несколько миллиардов долларов. Ежегодно на исследовательскую работу «Дюпон» выделяет более миллиарда долларов, причем исследования ведутся по многим направлениям: полимеры, биотехнологии, фармацевтика, сельское хозяйство, электроника и т.д.
Кстати, западная тенденция прослеживается уже и у нас. Некоторые группы ученых, некогда работавшие в отраслевых и академических институтах, организовали частные фирмы и работают на государственных и корпоративных заказах. Общая численность научного персонала в Казахстане к 2005 году сократилась на 54%, при этом доля занятых в частном секторе составила 1,6%, а количество ученых, работающих на предприятиях с иностранным участием, за последние восемь лет увеличилось в 2 раза. Хотя, конечно, пока отечественные корпорации не настолько велики, чтобы быть способными финансировать казахстанскую науку с зарубежным размахом.
Есть еще интересный пример: в Караганде на базе политеха открылся корпоративный университет, где вместе с преподавателями вуза специалистов для тяжелого машиностроения и горнодобывающих предприятий будут готовить практики из «Испат Кармета», «Казахмыса» и прочих крупных компаний. Это уже так называемый «корпоративный заказ», развитие вузовской науки.
Ученые всего мира жили и живут на гранты крупных компаний, которые заинтересованы в приобретении и внедрении разработок. Из ста посланных в какой-либо из фондов заявок ответ приходит на десятую часть, а «выстреливает» инвестициями три-четыре. Эта работа — уважаема и оплачиваема, ежемесячно в лаборатории поступает до нескольких сот резюме. Сравните: в Казахстане, по данным опроса BISAM Central Asia, проведенного в 2005 году, профессия ученого является престижной в оценках только 4,3% жителей страны. В то время как в США ее назвали в высшей степени престижной и привлекательной 51% опрошенных.
Чем недовольны?
Что именно смущает наших ученых в законопроекте, который, по идее, призван обновить подход государства к финансированию науки?
Например, в согласованном варианте статья о правах научного работника, состоявшая из 20 подпунктов, сократилась в новой редакции до тринадцати. Выпали положения о праве на оплату в зависимости от квалификации и опыта, на получение роялти и доходов от реализации результатов научной деятельности, автором которых ученый является.
Значительному сокращению подверглась статья о соцобеспечении и государственных гарантиях: в два раза снижен размер доплаты за ученую степень, выпало положение об индексации зарплаты, праве на получение жилья по госпрограмме и обеспечении работой в случае ликвидации организации. Никак не обговаривается размер пенсии: ученые надеялись, что останется пункт, определяющий ежемесячные пенсионные выплаты — 75% от размера зарплаты.
Существенно сокращена статья о том, что научные организации подразделяются на холдинги, технопарки, технополисы, научные центры и т.д., нет положений о праве научной организации самой определять размер стимулирующих доплат. Не говорится о возможности использовать материальную и интеллектуальную собственность в качестве имущественного залога при привлечении средств на финансирование разработок.
В новой редакции также выпало важнейшее положение об обеспечении бюджетного финансирования научной и научно-технической деятельности в размере не мене 1% от ВВП (сейчас — 0,13%). В новой редакции никаких конкретных цифр не указано вовсе, хотя эксперты считают — минимум для развивающихся стран должен составлять 2%, а если несколько лет расходы на науку не превышают процента от ВВП, научно-технический потенциал страны рискует подвергнуться необратимому разрушению.
На содержание науки в республике и так тратят в разы меньше, чем во всем мире — сокрушаются ученые. Так, в США размер этих затрат составляет, около 0,13% от ВВП (для сравнения: Россия — 0,6%, Япония — 3,04%, Америка — 2,64%, Швеция — 3,8%, Германия — 2,44%, Франция — 2,19%).
«Новая редакция не получилась более направленной на улучшение материального положения и социального статуса научного работника по сравнению с ныне действующим, поэтому имеются большие сомнения в необходимости иметь новый, но социально усеченный закон», — считает председатель профсоюза работников науки Марат Молдабеков.
Что нас ждет?
В государственной программе развития науки на 2007-2012 годы говорится о необходимости менять подход к оценке эффективности научной деятельности: «В условиях, когда более 80% экономики Казахстана находится в частном секторе, принципы регулирования сферы науки, унаследовавшие слабую ориентацию на требования рынка, устарели и являются несовершенными», — гласит справка к документу.
Здесь же перечисляются все те сегодняшние негативные тенденции (которые государство намерено переломить):
— сужение масштаба публикаций и патентов отечественных ученых (в республике на 100 ученых приходится одна научная статья, опубликованная за рубежом, на 15000 ученых получены всего лишь два международных патента);
— снижение качества экспертизы научных исследований и, как следствие, интенсивный росту числа обладателей ученых степеней;
— несоответствие имеющегося научного и инновационного потенциала и потребностей производства, что привело к разрыву связей между наукой и производством;
— утечка высококвалифицированных кадров в коммерческую сферу и за рубеж;
— недостаток молодых специалистов в научно-технической сфере;
— невысокая результативность научных исследований.
На пятилетнюю программу развития науки, которая будет проведена в два этапа, будет выделено 43 миллиарда тенге. Ожидаемые результаты таковы:
— переориентация научных исследований на приоритетные научные направления;
— сбалансированное финансирование науки государственным и частным секторами;
— развитие грантовой системы финансирования научных исследований и разработок, участие частников в софинансировании:
— функционирование пяти национальных научных лабораторий открытого типа на базе передовых научных центров;
— оснащение пятнадцати научных лабораторий инженерного профиля на базе передовых вузов;
— привлечение вузов к реализации республиканских научно-технических программ (до 50% проектного финансирования);
— привлечение к активной научной деятельности 10% студентов вузов в качестве ассистентов ученых и преподавателей.
На втором этапе запланировано увеличить долю отечественных разработок в приобретаемых национальными компаниями инновациях до 50%, а также охватить программами зарубежных научных стажировок не менее 20% всех ученых.
После реализации программы мы будем иметь значительный прирост веса продукции научной и инновационной деятельности в структуре ВВП — на 1,5-2%.
Итак, лейтмотив проекта — коммерциализация результатов прикладных научных исследований на казахстанском рынке (как сказал один из ученых — «наступает время востребованной науки»). Правда, после распада Союза мы утратили многие наукоемкие отрасли промышленности. Только вот внедрять какие-то новейшие разработки особо некуда, нам бы поднять свою науку хотя бы до уровня консультирования, чтобы обслуживать государственный сектор.
Самая главная роль науки — в ее практическом воплощении. В нарождающемся информационном обществе тот, кто имеет развитую науку, имеет все. Наглядный пример — не имеющая никаких полезных ископаемых Япония. Многое будет зависеть от принятого закона «О науке». До 1 сентября, когда парламентарии выйдут из летнего отпуска, ученые и директора институтов планируют собраться и обсудить — как быть дальше. Пока новая редакция по своей социальной значимости значительно урезана и принципиально не отличается от действующего закона от 2001 года. Как говорится, пока мы меняем шило на мыло.
Фото gov.spb.ru