И теперь мистер Хан в исполнении постаревшего Джеки Чана имеет все шансы стать одним из самых узнаваемых слесарей-сантехников – на уровне Афони Борщева как минимум.
Козьма Прутков предупреждал: «Если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол», не верь глазам своим». Ныне предупреждение несколько потеряло актуальность, но Толстого и братьев Жемчужниковых всецело извиняет то, что о маркетинге и ремейках они и понятия не имели.
В нашем случае на афише написано «Каратэ-пацан», меж тем действие происходит в КНР, в кадре преобладают китайцы, причем занимаются эти китайцы не японским каратэ, а самостийным кунг-фу. Это как если бы главный герой, мечтающий постигнуть тайное искусство самоваростроения, рванул за этим знанием не в Тулу, а в Румынию.
Объясняется сей казус стремлением продюсеров сохранить для американского и европейского зрителя раскрученную торговую марку «The Karate Kid». Для азиатов же, чувствующих разницу куда более остро, кинотеатры все-таки покажут «Кунг-фу-пацана» (или как там в данном случае ляжет иероглиф).
Оригинальный, 1984-го года выпуска «The Karate Kid» (наиболее распространенный перевод на русский – «Малыш-каратист») в свое время стал фильмом почти культовым и породил не только три продолжения, но и целую тенденцию в американском кинематографе. Сюжет «переезд – проблемы с новым коллективом – упорные тренировки – возмездие главному задире через победу на чемпионате» впоследствии использовался десятки раз, менялись только виды спорта, качество же сих поделок неизменно стремилось к нулю.
Впрочем, это был вопрос одной лишь кассы, на лавры и популярность первенца никто, похоже, не претендовал. В итоге «The Karate Kid» остался непревзойденным в своем поджанре – его возлюбили не только зрители, но и критики, а малоизвестный до той поры актер Пэт Морита (сэнсей Мияги) даже получил номинацию на «Оскар» за лучшую мужскую роль второго плана.
В ремейке место Мориты занял боевой комедиант Джеки Чан, сделав то, чего от него ждали в последнюю очередь, – превратил изначально комический образ в образ глубоко трагический. Это, пожалуй, единственное изменение в сути фильма, остальные новшества носят хотя и глобальный, но исключительно поверхностный характер. Например, центральный персонаж сменил цвет.
По сюжету мать-одиночка Шерри (хорошая актриса Тараджи П. Хенсон) и ее 12-летний оболтус Дре (сын Уилла Смита Джейден; папа тут за продюсера) переезжают из перманентно загибающегося Детройта в бурно развивающийся Пекин. Дре сим фактом возмущен («В Китае сплошное старье!») и скоро возмутится еще больше, так как тысячелетняя китайская цивилизация с ходу пообломает его понты стереотипного подростка-афроамериканца – старички обыграют в пинг-понг, а одноклассники изобьют до потери сознания. Понятно, что в роли главных мучителей новенького на сей раз выступят не калифорнийские блондины, а хунвейбины в красных галстуках, но итог все тот же, и он нам известен – наука доброго сэнсея, местный чемпионат по боевым искусствам, победа бобра над ослом.
Нельзя не отметить, что все эти игры с цветом ленте явно пошли на пользу. Дело, разумеется, не в этнической принадлежности персонажей, а в богатстве естественной палитры Китая: сочетанию многоярусных пагод, пестрых ханьфу и воздушных змеев с величием Стены и ярким убранством улиц в праздник Цисицзе оригинальное «пальмопляжье» Калифорнии попросту не соперник. При этом особенно отрадно, что обошлось практически без «клюквы», неизбежной в том случае, когда чужую культуру пытаются подстроить под собственные метафоры (разве что кобры в северном и центральном Китае не водятся, но не придираться же к мелочам).
Не в последнюю очередь благодаря декорациям, ремейку удалось не просто приблизиться к оригиналу по качеству, но и – большая редкость! – его превзойти. Версия-2010 приобрела во многом – начиная с динамики и звуковой дорожки (в саундтреках леди Gaga), заканчивая актерскими работами, а потеряла разве что в хронометраже, но только за счет того, что «отрезали все лишнее»: узнаваемые диалоги и ключевые сцены режиссер Гарольд Цварт перенес на китайскую почву с похвальным почтением, любовью к первоисточнику и уместной модернизацией.
Так, в обоих случаях знакомство сэнсея с учеником началось с починки водопроводного крана. Но если в старом фильме кран действительно сломался, то в новом «понаехавшие» попросту не сообразили включить обогрев воды, так как в Штатах это не практикуется. «Будете так делать, спасете планету», – веско замечает мистер Хан, и ему тут же плюсуют экологи.
Эта практическая, а не расплывчато-восточная мудрость чрезвычайно идет не только персонажу, но и актеру. Казалось бы, годы должны были похоронить карьеру Джеки Чана – не столько артиста, сколько харизматичного акробата, внесенного в черные списки почти всех страховых компаний. Однако вынужденная умеренность в прыжках и драках наглядно показала и его драматический талант. Главный комик Поднебесной стареет достойно и остро ценит свой статус «человека между востоком и западом»: там, где Мияги в рамках самосовершенствования ловил мух палочками для еды, мистер Хан использует практичную мухобойку (еще одна остроумная отсылка к оригинальному фильму).
Вообще, если и есть в картине недочеты (например, обилие благоглупостей), то индульгенцией им выступило изменение целевой аудитории. Здраво рассудив, что наив и романтика молодежи 1980-х не слишком пригодны для циничной молодежи «нулевых», продюсеры омолодили героев на три–четыре года, превратив подростковое кино в кино откровенно детское (в принципе, тем интересней: где еще увидишь, как Джеки Чан бьет детей). А лишний раз напомнить подрастающему поколению, что главное в жизни – семья, что добро должно быть с кулаками, что агрессии чуждо созидание – дело, безусловно, благое.
В этом смысле понятно, почему в оригинальном фильме сэнсей учил героя драться через многочасовую покраску заборов и полировку машин, тогда как Джеки Чан ограничился упражнением «сними куртку – повесь куртку»: с таким толстым намеком на применение в КНР детского труда запросто могут лишить виз, и пагоды тогда на компьютере рисовать придется.
Другую версию, что афроамериканского подростка даже и в кино работать не заставишь, мы отклоняем как убедительную, но расистскую. Свобода, равенство и братство! Более сложные теории разумнее оставить для старших классов.