Впервые в Алматы , 16 апреля, во Дворце Республики, состоится уникальный совместный проект «А-Студио» и Симфонического оркестра Алматы «Symphony-A», во главе с Байгали Серкебаевым и Маратом Бисенгалиевым.
Корреспонденту Караван.kz удалось побеседовать с Маратом Бисингалиевым лично.
-Марат, почему именно «А-студио»?
Во-первых, я хочу работать с хорошей музыкой, а «А-студио» — это, прежде всего, хорошая музыка, хорошее исполнение, музыканты. Если говорить о Боре (Байгали – Авт.), то он учился в байсеитовской школе, закончил Консерваторию, хотя я был младше его на пять лет, я хорошо помню его в школе — звезда (улыбается).
Потом — это ведущая группа не только Казахстана и России. Мне было интересно.
Второе, конечно, возможность познакомиться с новой публикой. Публика, которая никогда не приходит на классические концерты. Поэтому знакомство симфонического оркестра через «А-студио» это интересная возможность.
— Опыт подобного концерта для вас что-то новое?
— Сейчас мы работаем с Еркешем Шакеевым. Он стал писать очень интересные произведения. Для нас же он готовит классические вещи, в отличие от «А-студио», где мы исполняем их музыку, но со специальной аранжировкой Алмаса Серкебаева. То здесь, наоборот, Еркеш специально создает для оркестра классическую музыку.
— 1 апреля прошлого года в Лондоне состоялась запись на произведения «Абая» под брендом звукозаписывающей фирмы Deutche Grammofon. Когда планируется презентация этой пластинки?
— Собираемся. Причем здесь ведутся такие обширные переговоры, чтобы Абай прозвучал по всему миру. Мы сейчас ориентируемся, прежде всего, на Карнеги-холл — это самая главная площадка мира, там концерт запланирован на 12 ноября этого года. А потом нечто подобное пройдет и в Астане, Алматы, в Москве и Пекине. Я уверен, что кроме нас эти композиции будут исполнять и другие мировые оркестры.
— Почему в детстве вы выбрали именно скрипку?
— Выбор скрипки у меня был практически изначально. Хотя я могу сказать, что решающую роль сыграло то, что на этом инструменте играл мой старший брат Сагадат, который ушел из жизни очень рано, в 1989 году в возрасте 33-х лет. Он был старше меня на пять лет, ровесник Бори (Байгали – Авт.) Серкебаева, но он уже тогда практически с первого класса учился в московской центральной школе. Я хотел пойти по его стопам, тоже поступить в эту школу, но мне не удалось это сделать – пробовал трижды. Сагадат всегда для меня был путеводной звездой и я с самого начала знал, что стану скрипачом. Хотя, когда я поступал в школу имени К. Байсеитовой в Алматы, мне предлагали играть на виолончели, на фортепиано, но я стоял на своем и сказал: «Нет, я хочу играть на скрипке!» Вот так я и стал скрипачом.
— Никогда не видели себя в роли композитора?
Чего нет, того нет. Я считаю, что каждый должен заниматься своим делом. У меня к этому совершенно нет таланта. И я даже не пытаюсь. Точно так же как у некоторых нет голоса. Дирижировать — совсем другое дело. Дирижер — это мистическая профессия, где ты , как будто, отмахиваешься от комаров. Самое главное – это музыкальная аура. Поэтому я не люблю, когда меня называют дирижером, я все-таки музыкант. Мне нравится работать с оркестром, что-то «лепить» из него. На сцене я нажимаю на кнопку и оркестр начинает играть.
— Известно, что ваша старшая дочь Арухан – певица и актриса. А другие дети пошли по вашим стопам?
— Своих детей, я пытаюсь огородить от музыки, потому что знаю, что это такое. В принципе, чтобы быть счастливым, особенно сегодня, очень трудно быть классическим музыкантом. Точно так же как трудно быть актером: слишком высока конкуренция. Но как ни странно дети тянутся к музыке. Они постоянно занимаются на флейте и порой их слушать просто невозможно, хоть уши затыкай (смеется). Им хочется делать, то, что я делаю.
Хотя я считаю, что самое главное для детей быть счастливыми, а то, что они выберут — это их право. Поэтому даже своей старшей дочке я стараюсь не помогать, я считаю, каждый должен научиться плавать сам, среди стаи акул. А это наиболее трудный период для каждого ребенка. Моя дочка все время обижается, что я не использую свои связи. А я не хочу ей делать медвежью услугу, я специально ей не помогаю, потому что я знаю: ей надо учиться самой выживать, от этого ей только будет лучше. Я вижу тут очень много золотой молодежи, которая, как мне кажется, не понимает весь смысл жизни. Они по-настоящему не почувствуют удовольствия от личных достижений.
— Значит выражение «на детях знаменитостей природа отдыхает» — это не про ваших детей?
— Зачастую это ошибка самим родителей. Потому что родители, которые добились всего сами, часто портят своих детей. Нужно обойтись без этого и дать им возможность «плыть» и зарабатывать самим, добиваться всего с самого начала. А таких случаев очень много. Есть люди, которые поняли это, и их дети часто добиваются больших высот нежели их родители. Часто детииспорчены. Возьмите сына Николо Паганини – Отило. Из него ничего не получилось и он просто остался сыном великого, талантливого отца.
— Говорят, вам сама английская королева руку пожимала?
Нет, я у британской королевы не был. Я вам честно скажу, я только здоровался с восковой фигурой королевы в музее Мадам Тюссо. Я познакомился с принцем Чарльзом и Камилой, я играл для них.
— Чаем угощали?
— Стол ломился от яств. После концерта, мы сидели рядом в Букингемском дворце, меня угощали царским ужином. Шампанское лилось рекой, но по усам текло, а в рот не попало (смеется).
— Чем вызван ваш интерес к английскому композитору Эдварду Элгару?
— Этот интерес появился задолго до Англии. Перед тем, как я познакомился с Тиной, моей первой женой, которая и забрала меня в Англию.
Я просто услышал запись скрипичного концерта Эдгара. Надо признаться, это не самая лучшая запись. Тогда меня поразило не само исполнение, а именно концерт. Он идет почти час, но настолько глубокий, что будучи студентом я слушал его постоянно. Затем мне попались записи английского знаменитого скрипача.
Я послушал и понял, что Эдгар — мой композитор. Потом стал потихонечку искать его произведения, исполнять.
Уже в Англии я начал методическую работу. Я просматривал все документы, его дом, где он родился, его ноты. Нашел какие-то зарисовки, из них мне удалось восстановить пьесы, которые никто никогда не видел. Познакомился с его отпрысками. Я жил прям в том же городке – Малверн-Хиллз. Я сутки напролет просиживал в лондонской библиотеке, находил какие-то манускрипты. Большая часть того, что я записал, либо не были никогда обнародованы, либо просто забыты. Их надо было просто откопать. Точно также как кто-то откопал несколько пьес Чайковского. Мне повезло, потому что никто даже из англичан не делал этого до меня. Мне удалось записать всю антологию. И эта запись останется после меня, прежде всего для самих англичан.