И точно так же «Лонжюмо», ранняя поэма Вознесенского о Ленине, превратившаяся со временем в безупречную мишень для любителей обвинять поэтов в конформизме, не позволяет огульно поставить пренебрежительную архивную печать на поэтической лениниане. Почему? Ответ прост: это великие стихи.
Как и любой большой поэт, Вознесенский открыл свой языковой материк, явил нечто, ставшее не только явлением культуры, но и событием речи. Жизнеспособность каждого его стихотворения, независимо от того, принадлежит ли оно к безусловным шедеврам или нет, всегда поддерживается неповторимостью фразировки и интонации. Так пишут только те, кто наделен врожденным даром своеобразия, природным умением говорить обо всем с собственным поэтическим акцентом. Именно поэтому стиховая вселенная Вознесенского надолго стала одним из тех огромных магнитов, которые грозят навсегда притянуть к себе начинающего автора. Создатель другого равносильного магнита − Бродский; логично, что эти два поэта были абсолютными антиподами по отношению друг к другу.
Вознесенский мог появиться только в ту счастливую эпоху, когда поэзия была грандиозным общественным явлением и выводила на площади многотысячные толпы, а эта эпоха, в свою очередь, могла состояться только при участии и лидерстве Вознесенского. Но, выйдя из поэтического рая 1960-х, автор «Треугольной груши» и «Антимиров» со временем перешагнул поколенческие рамки. Характеристика «поэт-шестидесятник» уменьшает реальный масштаб его фигуры в несколько раз.
В советские времена Вознесенскому отчаянно завидовали; непримиримые антисоветчики инкриминировали ему конъюнктурность и нежелание пойти на бескомпромиссное противостояние режиму. Но моральная позиция, с которой высказывались эти претензии, сомнительна. Как бы то ни было, именно Вознесенскому импульсивный Хрущев публично предлагал «убираться вон», и поэту довелось побывать объектом такой громкой травли, какой сподобился мало кто из его хулителей-диссидентов.
То, что опальный поэт в итоге не стал изгнанником, не его вина, да он и не был предназначен для такой судьбы.
Вознесенский прошел собственный блистательный путь, вызвав сбой в механизме советской политики. Подобно дружившему с ним Высоцкому, он столкнулся с системой официальных запретов, но при этом стал небывало востребованным на родине и одновременно совершил легальный выход к западной аудитории. Общение с американскими и европейскими коллегами и соратниками по новому искусству − Сартром, Пикассо, Алленом Гинзбергом и многими другими − обогатило поэта, сделало его гражданином нескольких культурных миров.
Вознесенский − автор-экспериментатор, он остроумно и талантливо занимался визуальной поэзией, умел обращаться со словами и буквами, как с деталями конструктора, создавал стихотворения-рисунки и синтетические визуально-текстовые вещи. Мастерски писал прозу. Но он был также великолепным эстрадным исполнителем своих стихов, отличаясь этим от большинства стихотворцев. Возможно, звуковая сторона в его поэзии была все же важнее. Недаром его стихи обрели еще одну бессмертную ипостась в качестве текстов всенародно любимых эстрадных песен и легендарной рок-оперы «Юнона и Авось», а сборник «Антимиры» лег в основу одноименного спектакля Театра на Таганке.
Вознесенскому подвластны все темы и жанры. Он дал второе дыхание любовной лирике, но столь же убедительны и самобытны его сатирические зарисовки и пейзажные элегии, гражданские и философские тексты. Перечитывая его стихи, старые и новые, поражаешься их фонтанирующему озорству, мощной иронии, подсвечивающей даже трагические темы, искрометной энергии созидательного хулиганства.
Вдобавок поэт видел все так, как до него не удавалось увидеть никому, как будто бы приплюсовывая к известным нам пространственным измерениям еще пару новых. С помощью своих дерзких и головокружительно точных сравнений он, казалось, был способен описать весь видимый мир. И дело здесь не только в том, что он был прямым наследником русских футуристов, но и в его профессиональных занятиях архитектурой и живописью.
В ближайшее время в Москве обязательно должен появиться памятник Андрею Вознесенскому, но памятник его архитектурному мастерству давно уже есть − это созданный в соавторстве с Зурабом Церетели монумент «Дружба навеки» на Тишинской площади, который посвящен двухсотлетию присоединения Грузии к России.
Вознесенский писал и публиковался вплоть до последних месяцев жизни. Его огромная библиография включает более десяти книг, изданных на протяжении 2000-х. Последняя книга, сборник стихов «Ямбы и блямбы», вышла в начале мая 2010-го, и автор успел подержать ее в руках. Возраст на его новых стихах совершенно не отразился – Андрея Вознесенского по-прежнему можно узнать лишь по нескольким строчкам:
Гений нас прельщает
новеньким,
ходит, будущее потрогав.
Вслед толпятся крохотно
Нолики
в очередь за автографом.
Фото: kinoart.ru